Книга Папарацци - Елена Макарова

Вика билась под ублюдком на кровати. Он лапал ее своими грязными руками и облизывал словно животное. Не помня себя от ярости, я подлетел к нему, схватил за шкирку и отшвырнул в сторону. Он затряс головой, стараясь прийти в себя, и попытался встать, но я указал ему его место, ударив ногой в живот. Пока он сипел, урывками глотая воздух, я ударил кулаком по лицу, потом снова, и снова, и снова…

Помню только как Исаев оттащил меня, прижимая за грудки к стене:

— Грохнешь мудака — загремишь за решетку! Он того не стоит! Подумай о Вике! Будет всю жизнь тебе передачки носить!

Ее имя сработало как тумблер, переключая все внимание только на нее. Она сидела на кровати и с широко распахнутыми от шока глазами смотрела на лужу крови. Исаев ослабил хватку и позволил подойти к Вике. Но я не знал как подступиться к ней, она выглядела опустошенной. Где моя прежняя язвительная девочка? Почему молчит?

Наконец она оторвала взгляд от грязного пятна на полу и посмотрела на меня, становясь все мрачней.

— Где тебя черти носили, Соболев? — стиснула зубы и шумно задышала. Чувствовал, что вот-вот вот она сорвется.

— Прости, — готов был упасть на колени и вымаливать прощение, ведь только я во всем виноват. Это я привел долбанную Елену в ее жизнь и весь тот кошмар, через который ей пришлось пройти за последние дни. — Я торопился как мог…

— Слишком долго! — истерично вскрикнула и ее крохотное тело вместе с черным шелком халата затрясло от рыданий.

Она не сопротивлялась, когда я обнял ее. Наоборот, вцепилась в меня дрожащими пальцами и уткнулась мокрым лицом в грудь.

— Она говорила, что ты не придешь за мной, — всхлипывала, — что я тебе не нужна.

Видимо, эта дрянь хорошо промыла ей мозги, а наркотики завершили дело. Как еще Вика могла поверить в такую ересь?

— Нужна, — поцеловал ее висок, — как никто другой. — Она вскинула зареванное лицо и так ни к месту забавно шмыгнула носом. — Я люблю тебя, — заглянул в ее полные слез глаза.

И она разревелась еще сильней.

***

Исаев настоятельно посоветовал отправиться “греть сидения в машине”, пока он со своими людьми будет работать согласно протоколу. Из одежды у Вики остался только крошечный халат, поэтому оперативники выделили ей один из запасных комплектов своей формы.

Даже в тяжелых мужских ботинках, в безразмерных брюках и моей куртке на хрупких плечах для меня она была самой прекрасной женщиной на свете. Я не выпускал ее из объятий, прижимая к себе как сокровище, а она, казалось, только и рада сидеть у меня на коленях.

— Скажи еще, — вдруг попросила она, смущенно краснея. Забавно, но она не проявляла ни капли стеснения, когда дело касалось секса, но о если речь заходила о чувствах, становилась робкой и неуверенной.

— Я люблю тебя, — с легкостью повторил, и сделал бы эту еще тысячу раз, если понадобилось, поскольку каждый раз от этих слов на ее лице расцветала радостная. — Помнишь, ты как-то спросила меня про мечту? — сейчас тот вечер казался таким далеким. Тогда думал, что и так вполне доволен жизнью. Теперь на многое смотрел иначе. — Как ты сказала? Человек без мечты — это очень печально?

— Нашел кого слушать, я же была пьяная, — она поспешила оправдаться, будто чувствуя, что задела меня теми бездумно брошенными словами. — Как ты вообще это запомнил?

— Вас, Виктория, не просто забыть, — даже если бы захотел, не смог бы вытравить ее из памяти.

— Я знаю, — вернулась моя любимая “язва”. — Как не влюбиться в такую как я? — напрашивалась на очередное признание.

— Ты — моя мечта, — не устоял и прильнул к ее нежным губам. Как же скучал по ним. И по колким замечаниям. Жить без всего этого теперь не могу. — Сегодня же переезжаешь ко мне, — поставил перед фактом, как только заставил себя оторваться от ее сладких поцелуев. — Не вернешься больше в свою дыру.

— Это не дыра! — возмутилась, хмуря брови.

— Там не безопасно, — искал любой повод, чтобы затащить ее к себе в квартиру и никогда оттуда не выпускать. Но все мои фантазии о том, как она наполнит своей безудержной энергией мой пустой унылый дом, она разрушила одной фразой:

— Пока эта сумасшедшая на свободе, нигде не безопасно.

— Исаев ее скоро арестует, — сжал ее пальцы, что нервно теребили звенящую собачку молнии куртки.

— Она точно не отвертится? А если сбежит?

Ненавидел Елену еще больше: за то, что на долгое время она лишила Вику спокойного сна.

— В таком случае будем надеяться, что она обоснуется где-нибудь на другом континенте, — прижался губами к ее похолодевшей от страха ладони. — Как можно дальше от нас.

Только Вика немного успокоилась и снова притихла в моих руках, как зазвонил треклятый телефон, заставив ее вздрогнуть от неожиданности.

— Это мой, — полез в карман некогда своей куртки, сейчас надетой на нее. — Костя, — поставил ее известность, взглянув на экран, чтобы она не накручивала себя лишний раз, думая, что мне названивает Елена. — Я оставил у них Соню, — коротко объяснил причины, по которым должен ответить.

Вместо голоса брата услышал взволнованный Ритин:

— Ты должен приехать, — потребовала. — Тут женщина, — опасливо зашептала. — Она уверяет, что мать Сони. Хочет забрать ее. Что нам делать?

Одновременно я ощутил ужас и ликование: теперь я знал, где искать эту гадину, но тревога за дочь омрачало предвкушение будущей победы.

— Ни в коем случае не отдавайте ребенка! Задержите до моего приезда!

47

Глава 47

Вика

Не стали подъезжать прямо к дому, и машина притормозила недалеко за поворотом, откуда нас нельзя разглядеть из окон особняка Соболевых. Никто не хотел спугнуть или спровоцировать Елену на необдуманные поступки — внутри находились дети.

— Андрей, просто выведи ее наружу, — инструктировал следователь с заднего сиденья, положив руку ему на плечо, — остальное мы сделаем сами.

Мне непривычно водить дружбу с ментами, но, похоже, этому Андрей доверял. К тому же Исаев был в числе тех, кто вытащил меня из того злачного, поэтому я старался относиться к нему более лояльно.

— И не вздумай устраивать самосуд, — предостерег Исаев от повторения истории с той свиньей, что пыталась меня изнасиловать.

До сих пор подрагивали руки, стоило только вспомнить об этом. Но, думаю, что и этот гад еще не скоро забудет обо мне: его прокусанные до крови мерзкие губы и язык будут долго заживать. А побои Андрея, что превратили лицо в кровавое месиво, так точно. Впервые видела его в такой ярости, никогда не думала, что он способен на такую жестокость. Уверяла себя, что порой она оправдана. Не хотела судить никого, тем более я не могла оставаться не предвзятой: всё-таки он защищал меня. А я в свою очередь всегда буду оберегать его.