Книга Самый трудный день - Александр Харников

8 июля 1941 года, 12:00 по Гринвичу. Лондон. Бункер премьер-министра Англии

Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль

Черчилль сидел и тупо смотрел перед собой. Рядом с ним на тумбочке стояла пепельница, в которой медленно тлел окурок гаванской сигары. Неукротимому Уинни, вождю сражающейся с врагом Британии и не терявшему присутствия духа даже в самые тяжелые дни сорокового года, когда вся мощь Германии была нацелена на маленький остров и только узкая полоска воды и Флот его величества защищали Британию от нашествия гуннов. Но теперь настали совсем другие времена. Из-за спины советского большевизма, пусть страшного и кровавого, но по-детски наивного, словно плюшевый медвежонок, выглянула расчетливая, умная и злая Российская империя. И неважно, как она себя теперь называет – федерацией, ассоциацией или союзом.

Эта империя не будет бросать миллионы фунтов на поддержку мифического рабочего движения и кормить деньгами коммунистов во всех странах, до которых можно дотянуться[9]. Нет, она сделала ставку на силовое решение вопроса и теперь готова сокрушить европейскую цивилизацию могучими ударами своего союзника Сталина, выступающего для них в роли ледокола. Большевистский вождь был настолько наивен, что отдал империи в полную и безраздельную собственность Восточную Пруссию вместе с древним Кёнигсбергом, и теперь Британии придется считаться с еще одной державой, в которой мало того что правят русские, но она еще обладает огромным могучим военным и промышленным потенциалом.

Набулькав себе полстакана армянского коньяка, Черчилль одним махом осушил его до дна и снова сунул в рот измусоленный кончик гаванской сигары. Алкоголь и никотин, в умеренных, конечно, дозах, помогали Черчиллю думать, но сейчас мысли разбегались. Сэр Уинстон взял в руку лист бумаги, которую ему прислали из Гринвичской обсерватории. Там было написано, что непонятные светящиеся объекты, которые после 27 июня начали каждую ночь пересекать ночное небо, иногда с севера на юг, а иногда и с юга на север, на самом деле являются искусственными предметами цилиндрической формы, светящими отраженным солнечным светом[10].

Бросив бумагу на стол, британский премьер задумался о том, как вообще такое стало возможно. Ну, в смысле технически. То, что это дело рук той таинственной Российской Федерации, которая вмешалась в эту войну в качестве старшего партнера Сталина, сомнений не было. Главные же вопросы – как вообще удалось русским закинуть на околоземную орбиту эти странные предметы, количество которых в Гринвиче определили от шести до восьми, и каково назначение этих летающих предметов, запущенных русскими из другого мира в околоземное пространство явно не для забавы[11]. Быть может, это какая-то разновидность оружия, нацеленного против Британии? Тем более что огромные четырехмоторные бомбардировщики русских, переданные ими Советам, о чем свидетельствовали красные звезды на крыльях, уже несколько раз на огромной высоте появлялись в небе на Лондоном, Манчестером, Ливерпулем и главной базой Хоум Флита в бухте Скапа-Флоу. Ни одна зенитная пушка не могла закинуть снаряд на такую высоту, и ни один истребитель не мог подняться туда, к этим огромным металлическим птицам, уже успевшим разнести в щебень центр Берлина и главный командный пункт вермахта. Такое совпадение наводило Черчилля на весьма печальные мысли.

Хваленый вермахт, ранее победоносный, против союза русских большевиков и имперцев не продержался и двух недель, повторив печальную судьбу французской армии и британского экспедиционного корпуса в мае 1940 года, разгромленных и прижатых к морю за те же две недели боевых действий. Только положение гуннов на востоке куда более безнадежно, чем англичан в Дюнкерке, потому что никакой эвакуации из многочисленных котлов в районе советско-польской границы не было и быть не могло.

Пройдет еще немного времени, и эти немецкие части, потрепанные и понесшие тяжелые потери в приграничном сражении, одна за другой начнут поднимать руки и сдаваться в плен. Если они этого не сделают, то их всех уничтожат в лесах и болотах, а русско-большевистский паровой каток, вечный кошмар цивилизованной Европы, неумолимо двинется на Запад, подминая под себя территорию бывшей Польши, о целостности которой Британия обещала заботиться. Разумеется, исключительно в своих интересах, для создания вокруг Советской России – или как там будет называться это государственное образование – непроницаемого санитарного кордона.

Министр иностранных дел польского правительства в изгнании Август Залесский уже разразился по поводу вторжения русских на польскую территорию истеричной нотой в адрес советского НКИДа, откуда пришел формально верный, но издевательский по тону и смыслу ответ Молотова: СССР не вступает в сношения с самозваными представителями несуществующих государств. Польский премьер в изгнании Владислав Сикорский, ссылаясь на польско-британский военный договор от 5 августа 1940 года, устроил по этому поводу ему, Черчиллю, самую настоящую истерику, будто бы был нервной барышней, а не боевым генералом, прославившим свое имя в войне с Советами[12].

После этого разговора по указанию Черчилля Форин Офис направил в советское посольство ноту протеста по поводу якобы имевшего место нарушения суверенитета Польши, но ответа не получил. Нота сгинула без следа, и даже старый британский агент, посол СССР в Лондоне Майский, не мог сообщить своим кураторам, какова судьба этого документа и попал ли он вообще на стол к Сталину или хотя бы к Молотову. А если и попал, то какова была их реакция на этот британский демарш. Впрочем, отсутствие ответа – это тоже своего рода ответ, говорящий о том, что Сталин и этот, как его там, Рутин или Путин, каждый в своей Москве, плевать хотели на мнение Великобритании в целом и его – Черчилля – в частности. Вкупе с появлением русско-советских бомбардировщиков над британскими островами все это могло значить только одно – стоит русским добить Третий рейх и занять территорию покоренных им стран, как следующей их мишенью станет именно Великобритания, к которой они не питают никаких теплых чувств.