Книга Оглашенные. Четвертое измерение - Андрей Битов

У меня и Библии под рукой не было. Были три странички, списанные у отца Торнике. Человека же два – сердце и душа, в ней же правда и грех. Правда же убо высокоумием ниспадает, грех же смущением потребляется… Сердце убо есть фарисей… Душа же сама сказуется мытарь…

Два человека вошли в храм… Два, рече, конника, мытарь и фарисей. И впряже фарисей два коня, да постигнет в вечную жизнь: един конь добродетельный – пост, и молитва, а другий конь – гордость и величание и осуждение. И заппя гордость добродетели, и разбися конная колесница, и погибе самомнимый всадник…

И роман тут же обретает новый поворот. На разбитой машине, с развевающимися, как флаг, колготками, спасая Тишку, спасаясь от преследования, отказывали мне тормоза, ввергался автор в пропасть, вверзался в стену как раз в тот момент, когда, проделав наконец Тишке жизнеспасительный укол, умудрялся уйти от погони. Живой Тишка мяукал надо мной в конце…

…никто же бо, рече, о себе приемлет честь, но званый от Бога. Рече бо апостол: на ветвии сидя, не ты бо корень носиши, но корень тебе.

И я отвергал этот финал, ибо не был корень. Ствол был сюжет, герои – ветви, на ветвь главного героя уселся Автор. Я решил назвать главного героя Автор: Автор-хан, смешанного варварско-скифско-кипчакского происхождения стал у отряда вождь. Однако именно он сумел провести свой отряд через пылающую пожаром Империю Эн. Вывел их из варварских балтийских болот, миновал кипящую Московию, обошел злых кипчаков дымящимися степями, вышел почему-то к другому, чем рассчитывал, Каспийскому Понту, пришлось долго еще достигать тесных пространств Иверии, долго преодолевать и эти пространства, прежде чем снова достичь болот, теперь уже колхидских.

Но это было все внешнее, одна лишь зависть и преодоление опыта грузинского романиста. Суть же была в том, что внутри отряда зрел заговор, о котором еще никто в отряде и не подозревал, ни даже вождь, ни даже его автор, потому что заговор зрел внутри автора. Авторское «я» столкнулось с собственным «я», и – началось! И кто главнее? кто кого? кто он, кто я? – и вот уже борьба за власть. Да никто же от сих блазнится, яко разделяема есть на двое человеческая мысль. Помысел от словеси отсекаем, воюет бо, рече, плоть на душу. Два супостата в нас есть непрестанно борющася: востает бо несытость на пост, на добродетель величание, на целомудрие пиянство, блуд на душевную чистоту, на любовь ненависть и гнев, на смирение гордость, на истину лжа и клевета и прочая злая дела.

Заговор! Немудрено, что по следу моему шли. Не меня они преследовали, а мой роман, то есть мой отряд… Ничто уже не могло остановить меня: вывести всех и спасти.

И не успел я поставить точку – Гививович уже стучался прямо в мой нумер ни свет ни заря, одетый по-походному: тапочками!.. Тапочками нам служил «рафик», предоставленный Драгамащенкой, который и сам вызвался нас сопровождать к обезьянам. Все это, как я сам должен был понимать, не так легко было Валерию Гививовичу для меня специально организовать…

И это была уже слава! Вся слава мира звучала победно в победившей душе автора. Человека же два… Один человек сказал как-то в ответ на мои сетования, поняв меня по-своему: зачем стремиться к мировой славе? – достаточно, мол, достичь ее в областном, в районном масштабе, чтобы умный человек понял, чего она стоит… Так что же? Именно ему не хватило и мировой.

Мы ехали. Новизны в этом для меня не было никакой, как и в будущей славе. Все было уже пережито, пережжено. Просто мне в очередной раз помешали их УЖЕ написать, «Обезьян». Я был опять готов – и мне опять не дали. Раньше они не давали мне достичь обезьян, чтобы я не знал, о чем писать, теперь, когда я окончательно знал о чем и, собственно, уже писал их, они мне подсовывали их, чтобы я не мог написать их уже по другой причине: они хотят остановить меня, реализовав мое воображение. Так или иначе… но я не должен их написать. Вот смысл дьявольского задания! Однако… не слишком ли изощренно?

С мыслью об изощренности зла я покорно сажусь в автобусик. И я снова прав: мне отводится почетное место рядом с водителем, а водитель единственный среди всех тоже русский человек. Русский человек водит им их автобусик… Ничего нового! Мысль об изощренности зла сменяется мыслью о его примитивности. Ведь что такое зло?

Прозрачная мысль вращалась на кончике своего острия, как пропеллер. Я был готов изловить ее, как стрекозу… «Посмотрите направо…» Направо был длинный, унылый цементный забор, но уже не было мысли. Истраченная местность, колючая проволока по забору, вышка… «Самая большая в Союзе детская колония», – сказал Валерий Гививович, поясняя достопримечательность. О, об этом я много знал благодаря рукописи Глаза. Что я тут же все и доложил под вежливое внимание группы, под укоризненный взгляд Валерия Гививовича: зачем говорить при нем лишнее? – заставлять его запоминать. «В малолетку не стрелять!..» – поведывал я. «Есть такое положение? В первый раз слышу». Нежелание получать информацию было у Валерия Гививовича профессиональным. «Здесь тормозни!» – и он скрылся в проходной колонии. Может, здесь и взрослое отделение есть?.. Ворота тюрьмы – вот еще ожиданьице!.. Двое застенчивых переростков вынесли ведро и ящик. Валерий Гививович указал им, куда поставить.

Мы ехали.

И путешествие вступало в свои права. За окном проявлялся пейзаж, набирая силу. Валерий Гививович на поверку оказался непростым человеком: дед – армянин, мать эстонка, дядя русский, сам грузин. Вообще-то он оказался пришелец, в предыдущем рождении атлант, потом вавилонский жрец… но об этом потом. Выходит, зря я так – Гививович делал все из лучших побуждений: организовал мне участие в «круглом столе», поездку к обезьянам. Зря я, зря тогда сбежал – подставил его, себе навредил. С ним можно иметь дело: не убегать, не говорить лишнего при посторонних. Договориться с ним было можно. Ну и конечно, с билетами, с гостиницами никаких проблем. Вы думаете, вас бы прописали в «Абхазии»? Ах вот как… А вы как думали?

Мы останавливались. Нас уже ждали. Еще один сотрудник. Интересный человек. Грек по национальности. С тяжелой коробкой из-под телевизора «Сони».

Мы останавливались. Нас никто не ждал. Возникала суета: кто-то несколько раз бегал во двор автобазы и обратно к «рафику», обещал вернуться через минуту и исчезал на двадцать. Наконец приносил высокую стопку горячих лавашей. Но с нами не ехал.

Мы обрастали. Все они сотрудничали с обезьянником, люди разнообразных интересов: историк, биолог, физик, спелеолог, работник торговой сети – нас бы хватило на серию анекдотов. Встречаются армянин, украинец и грузин; еврей, русский и татарин… Разве что чукчи не было. За чукчу у нас был человек еще более редкого розлива, полунемец-полуосетин, музыкант, барабанщик по национальности.

Даже Драгамащенка оказался интересным человеком. Он ехал с нами не только потому, что руководил научным коллективом и, соответственно, курировал опыт по расселению, – он и над самими обезьянами оказался единственный человеческий начальник: он был альфа-самец! И это было вот что: дикие ведь звери! маленькие львы! клыки – во! прокусит до кости! руки сильнее, чем ваши ноги! стадные животные – слушаются вожака беспрекословно! вместе могут растерзать кого угодно! вооружены и очень опасны! вожак признает лишь одного человека, зато навсегда! это и есть альфа-самец! Драгамащенка то есть! только с ним можно подойти к стае!