Книга И повсюду тлеют пожары - Селеста Инг

– Всё, – вполголоса сказала дочери Мия, и этого хватило.

– Мне так жаль, Биби, – сказала Пёрл. – Мне… мне так жаль.

Биби не подняла головы, и Пёрл ушла в спальню и закрыла дверь.

Мия и Биби сидели в молчании, пока за окном не стемнело; в конце концов Биби поднялась.

– Она всегда будет твоим ребенком, – сказала ей Мия, взяв за руку. – Ты всегда будешь ее матерью. Этого не изменить.

Она поцеловала Биби в щеку и отпустила. Биби ни слова не произнесла – все это время она не произносила ни слова; может, колебалась Мия, спросить, о чем она думает; может, оставить ее здесь; с ней ничего не случится? На месте Биби, решила она, я бы не хотела, чтоб меня принуждали к беседе, – и чувство такта победило. Позже Мия поймет, что, видимо, Биби поняла иначе. Что в словах Мии она услышала дозволение. А если бы я надавила, станет гадать Мия, она бы рассказала, что задумала? А я, если б знала, остановила бы ее или помогла? Даже многие годы спустя Мия так и не сможет удовлетворительно ответить себе на этот вопрос.

Пресс-конференция непредвиденно затянулась: почти у всех СМИ нашлись вопросы к Маккалла, и те, ослепленные своей удачей, не уходили, пока не ответят всем. Они рады, что эта пытка закончилась? Еще бы, конечно, рады. Каковы их планы на ближайшие дни? Теперь, когда Мирабелл с ними насовсем, они возьмут передышку, побудут дома. Не терпится жить семьей. Что они приготовят для Мирабелл дома первым делом? Макароны с сыром, ответила миссис Маккалла, ее любимое. Когда завершится оформление документов на удочерение? Они надеются, что очень скоро.

На задах толпы подняла руку журналистка с Девятнадцатого канала. А они сочувствуют Биби Чжоу, которая больше никогда не увидит свою дочь?

Миссис Маккалла закаменела.

– Давайте не будем забывать, – огрызнулась она, – что Биби Чжоу не смогла позаботиться о Мирабелл, что Биби Чжоу бросила дочь, отказалась от своих материнских обязанностей. Конечно, мне грустно, что кому-то на долю выпало такое. Но важно помнить: суд решил, что мы с Марком – самые подходящие родители для Мирабелл, и теперь у нее будет надежный стабильный дом. По-моему, это говорит само за себя, нет?

Когда пресс-конференция завершилась и супруги Маккалла насовсем увезли Мирабелл домой, дело близилось к половине шестого. Поскольку мистер Ричардсон участвовал в процессе, его жена не могла писать для “Сан-пресс” заметку о постановлении судьи, и вместо нее отрядили Сэма Леви. Миссис Ричардсон взяла его темы – муниципальную политику. Она наконец сдала материалы и прибыла домой лишь около девяти. Дети разбежались кто куда. Машин Лекси и Трипа нет, в кухне на столешнице нашлась записка: Мам, уехала к Сирине, вернусь ~ 23 Л. От Трипа записки нет, но это типично: Трип вечно забывал оставить записку. Обычно это раздражало, но сейчас миссис Ричардсон вздохнула с облегчением: когда в доме столько народу, непременно соберется чуткая аудитория, а сегодня ей аудитории не надо.

Дверь у Иззи была закрыта, в комнате завывала музыка. Иззи ушла наверх прежде, чем принесли пиццу, и с тех пор сидела у себя, размышляла о Биби – о том, какая та была уничтоженная. Иззи хотелось кричать, поэтому она сунула в проигрыватель диск Тори Эймос и посильнее выкрутила громкость, чтоб Тори Эймос покричала за нее. А еще Иззи хотелось плакать – а она никогда не плакала, не плакала уже много лет. Она лежала на кровати и, чтобы не лить слезы, впивалась ногтями в ладони, оставляя на них рядок полумесяцев. К тому времени, когда мать прошла мимо ее двери и дальше по коридору, к спальне Сплина, Иззи прослушала альбом четыре раза и как раз приступила к пятому.

Будь сегодня нормальный день, миссис Ричардсон открыла бы дверь, велела бы сделать потише, пренебрежительно отметила бы, до чего гнетущую и агрессивную музыку вечно слушает Иззи. Но сегодня у миссис Ричардсон были дела поважнее. Она прошагала по коридору и постучалась к Сплину.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказала она.

Сплин валялся на кровати, что-то корябая в тетради, а рядом с ним валялась гитара.

– Чего, – сказал он, не подняв глаз.

Когда мать вошла, он не потрудился встать, и это раздосадовало ее еще больше. Она закрыла дверь, шагнула к постели и вырвала тетрадь у Сплина из рук.

– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – скомандовала она. – Я все знаю, между прочим. А ты думал, я не узнаю?

Сплин вытаращился:

– Что ты знаешь?

– Ты думал, я слепая? Ничего не замечу? – Миссис Ричардсон захлопнула тетрадь. – Вы оба вечно сбегаете куда-то. Я же не дура, Сплин. Конечно, я знала, чем вы занимаетесь. Но я не думала, что ты настолько безответственный.

Музыка у Иззи в спальне выключилась, но ни Сплин, ни мать не заметили.

Сплин оттолкнулся от кровати и неторопливо сел. – Ты о чем?

– Я все знаю, – повторила миссис Ричардсон. – О Пёрл. О ребенке. – Его потрясение, его огорошенное молчание ответило ей на все вопросы. Он не знает, догадалась она. – Она тебе не сказала? (Взгляд Сплина медленно расфокусировался, отплыл от ее лица, точно лодка в дрейфе.) Она тебе не сказала, – произнесла миссис Ричардсон, опускаясь рядом на постель. – Пёрл сделала аборт. – Ее уколола совесть. А если бы Сплин знал, вышло бы иначе? Сплин не отвечал, и миссис Ричардсон наклонилась, взяла его за руку. – Я думала, ты знал, – продолжала она. – Я сочла, что вы это обсудили и решили прервать.

Сплин медленно, холодно отнял руку.

– Мне кажется, ты ошиблась сыном, – сказал он. Настал черед миссис Ричардсон опешить. – Между нами с Пёрл ничего нет. Ребенок не мой. – Он усмехнулся – получился сдавленный, горький кашель. – Спроси лучше у Трипа. Это же он ее трахает.

Одной рукой Сплин забрал тетрадь у матери с колен и снова открыл, изо всех сил вперяя глаза в собственный почерк, чтобы не выпустить наружу слезы. Вот теперь это правда – правдивее прежнего. Она была с Трипом, он занимался с ней любовью, и она ему позволила, и вот что получилось. Миссис Ричардсон, впрочем, ничего не заметила. Она в ошеломлении поднялась и ушла к себе – обмозговать. “Трип? – размышляла она. – Да ну?” Ни она, ни Сплин не заметили, что в спальне Иззи вдруг повисла тишина, что дверь Иззи на щелочку приоткрыта, что Иззи тоже сидит в огорошенном молчании и переваривает услышанное.

* * *

На работу в пятницу утром миссис Ричардсон уехала рано – вышла на полчаса раньше, чтобы не встречаться с детьми. Накануне Лекси вернулась ближе к полуночи, Трип еще позже, и хотя обычно миссис Ричардсон распекала их за то, что явились поздно, хотя завтра в школу, на сей раз она не вышла из спальни и сделала вид, будто не слышит, как они стараются понезаметнее прокрасться по лестнице. Миссис Ричардсон пыталась разобраться. Из-за чрезмерного стресса она позволила себе второй бокал вина, уже теплого. Трип и Пёрл? Понятно, конечно, отчего Пёрл влюбилась в Трипа, с девушками это часто случалось, но вот что Трип нашел в Пёрл – это вопрос. Миссис Ричардсон уснула, беспомощно об этом гадая, и пробуждение ясности не принесло. Трип не из тех парней, размышляла она, задом выезжая из гаража, что влюбляются в серьезных интеллектуалок. Она, миссис Ричардсон, готова это признать, хоть она и мать Трипу, хоть она его и обожает. Трипу, ее прекрасному, солнечному, поверхностному мальчику, только внешность подавай, а внешне миссис Ричардсон не видела, чем Пёрл могла его привлечь. Так и у кого тогда скрытые глубины – у Пёрл? Или у Трипа? Этот вопрос занимал миссис Ричардсон до самой работы.