Книга Тяжелые бои на Восточном фронте - Эрвин Бартман

– Здесь немцы! Эсэсовцы! Они нас всех убьют!

Под охраной нескольких британских солдат нас продержали на перроне до шести вечера, после чего повели в лагерь в Госфорде, возле Аберледи, живописной маленькой деревушки на берегу Ферт-оф-Форт. Несмотря на то что лагерь оказался переполнен, жизнь там была довольно комфортной: нам периодически показывали кино и позволяли играть в футбол.

После освобождения в 1948 году, все в тех же кожаных штанах Шенка, из которых я потом сшил себе сумку, я обосновался в Эдинбурге. А впоследствии судьба распорядилась так, что мне удалось возвратиться к моей старой профессии пекаря…

Эпилог

Жизнь на Восточном фронте была тяжелой. Осенью проливные дожди лили дни и ночи напролет, превращая почву в глубокую липкую грязь, которая проникала в сапоги и ботинки, разъедала носки и ступни. Мы питались едой, которую, по всем цивилизованным меркам, нельзя было есть. Мы страдали от бесконечной усталости и огромного количества вшей. Зимой морозы стояли такие, что замерзало топливо в бензобаках, а человек погибал от холода в течение часа. Мы подвергались смертельной опасности и боролись с нею, хотя инстинкт самосохранения подсказывал нам бежать. Только тот, кто сам все это пережил, может представить жизнь солдата на Восточном фронте. До сих пор в моем доме, там, где позволяет геометрия стен, стоят книжные шкафы, доверху набитые книгами и видеокассетами о Второй мировой войне. На верхней полке шкафа, который стоит у подножия лестницы, находятся модель «Тигра» и часы из кабины самолета «Хейнкель-111». А на стенах между шкафами висят разные сувениры из моего немецкого прошлого – жетоны, нашивки и фотографии. В гостиной огромное пространство занимает телевизор с плоским экраном, и, благодаря спутниковой антенне, я могу смотреть польские, немецкие и российские передачи, по одной из которых в течение дня обязательно показывают программу о Второй мировой войне или о Гитлере, в общем, на эти темы. Я являюсь участником форумов в Интернете, где обсуждаются различные аспекты прошедшей войны. Мне так и не удалось выбросить из головы воспоминания о своей юности и том времени, когда я был солдатом «Лейбштандарта СС Адольф Гитлер». Я горжусь тем, что дружил со многими своими сослуживцами, и буду помнить о них до самой смерти. Подобную дружбу не может представить сегодняшняя молодежь, живущая без настоящих целей и ориентиров в жизни. Но я не тот закоренелый нацист из числа тех, кто постоянно скорбит о судьбе нашего фюрера или об утерянных возможностях и ошибочных решениях, которые стоили нам победы. Конечно, как любой верный солдат, я верил в победу, однако все получилось так, как получилось, и нет смысла жалеть о том, что могло бы быть, «если бы». В моем персональном случае наше поражение обошлось мне дорого, однако я заплатил меньшую, значительно меньшую цену, чем миллионы других людей по обе стороны этого величайшего вооруженного столкновения в истории человечества. Несмотря на миф о том, что каждый солдат ваффен СС был фанатичным нацистом, я никогда не был членом нацистской партии, и никто меня не заставлял в нее вступать. Между прочим, даже высокопоставленные офицеры дивизии «Лейбштандарт», такие как, например, Иоахим Пайпер, отказывались вступать в НСДАП. Я был членом движения «Лебенсборн», но никогда меня не призывали принимать участие в выполнении программы по выведению чистокровных арийцев. По правде говоря, я даже не слышал о подобных вещах ни на фронте, ни в Берлине. Насколько мне было известно, «Лебенсборн» представляла собой организацию, которая заботилась о благополучии солдат ваффен СС и их семей и помогала пристроить сирот, чьи отцы погибли «за фюрера и народ Германии», в приличные семьи.

Когда Гитлер пришел к власти, мне едва исполнилось девять лет, и я, естественно, не мог знать о конечных целях НСДАП. А поскольку и большинство моих товарищей были примерно одного со мной возраста, то и они ничего не знали о тайных замыслах нацистов, когда добровольцами вступали в войска СС. Наше детство пришлось на годы правления Гитлера, когда он возродил гордость за Германию. А кто во времена национальной эйфории слушает мрачные предсказания пророков? История поставила нас перед выбором: поверить в фюрера, который обещал порядок и прогресс, или в идеалы советского коммунизма, которые просто заменяли одну форму принуждения другой. Многие в Германии, включая и моих родителей, выбрали Гитлера. Словно слепые, они окунулись в коричневый омут национал-социализма и были абсолютно счастливы.

Отечество не выбирают, это общеизвестно, но верно служить ему, по крайней мере для меня, было само собой разумеющимся. Для нас, молодых солдат «Лейбштандарта», война предложила возможность испытать приключения и победить большевизм, жестокий культ, угрожавший уничтожением всему цивилизованному миру. Мы в это искренне верили. По всей Европе – от Испании до Эстонии, от Скандинавии до Украины – молодые люди жертвовали своей юностью и своими жизнями. Они добровольно вступали в войска СС, поверив в величие наших вождей и не задумываясь о личной безопасности.

То, что не одни только немцы опасались большевизма, в дальнейшем продемонстрировала гонка вооружений, которая началась сразу после капитуляции Германии, если не раньше.

Если будет позволено, я задам только один вопрос: если бы Гитлер не начал борьбу с угрозой коммунизма, где бы тогда проходили границы Советского Союза? В своей книге «Дипломатия» Генри Киссинджер приводит слова Сталина, когда один из американских дипломатов поздравил его с взятием Берлина. С кривой усмешкой советский лидер ответил тогда: «Царь Александр взял Париж»[46].

Наши вожди, конечно, совершили чудовищные преступления против человечности, и теперь, задним числом, легко говорить, что обычные немцы должны были энергичнее выступать против Гитлера. Но даже те, кто вначале выступал против него, вскоре были поражены и загипнотизированы тем, насколько стремительно начала развиваться экономическая мощь Германии, и даже они стали горячо поддерживать НСДАП. Безусловно, каждый немец, живший в мало-мальски значительном городе, должен был знать о существовании концентрационных лагерей. Разве могли немцы не замечать толпы рабочих, трудившихся на полях или разбиравших завалы? Однако большинство жителей немецких городов, и я в их числе, представления не имели о существовании лагерей смерти. Мое соединение «Лейбштандарт» всегда находилось на передовой, мы постоянно противостояли врагу и не задумывались о том, что происходит у нас за спиной, в тылу. Даже если кому-то и было известно, что происходит с евреями, то было абсолютно невозможно протестовать против этого, не подвергая риску собственную жизнь, и мало кто решался на подобную смелость.

Взаимодействие с другими отделениями СС, особенно с СД и «айнзатцгруппами», ударило по репутации войск СС. Этот факт до сих пор наполняет меня горечью. Любое управление СС превратилось в настоящего козла отпущения для тех немцев, кому показалось целесообразным заявить о своей невиновности, возможно, чтобы таким образом заглушить чувство собственной вины. По праву победителей союзники объявили преступной всю организацию СС[47].