Книга Первая мировая в 211 эпизодах - Петер Энглунд

После обеда им дан приказ:

Сегодня ночью 6-й батальон должен сменить батальон из 301-го полка, который занимает высоту 321. Батальон должен покинуть крепость в 19.15, с тем чтобы в 21.00 быть уже на месте, где дорога на Брас пересекает ущелье Пье-дю-Гравье. Отряды должны соблюдать между собой дистанцию в 50 метров.

Арно беседует с солдатами, набивающими свои мешки консервами, сухарями, орудием и боеприпасами. У всех нервы на пределе. Он пытается успокоить людей, но не патриотическими призывами — он знает, что в подобных случаях это не поможет, — а самыми простыми словами: “Мы всегда были счастливой ротой. И мы все вернемся из-под Вердена обратно”.

В сумерках они дефилируют небольшими группами из темного, безопасного чрева крепости через пустынный, притихший, разрушенный город. То и дело возле собора взрывается снаряд. Длинная цепь солдат с тяжелой поклажей пересекает реку по понтонному мосту. Эхом отдается стук их шагов. Арно смотрит на черные воды реки и думает: “Интересно, кто же из нас будет шагать по этому мосту обратно?”

Во время привала к Арно подходит человек “с дряблым, опухшим лицом и жуликоватым взглядом” и с мольбой протягивает ему какие-то бумаги. Он делает последнюю отчаянную попытку улизнуть, твердит, что он портной, что никогда прежде не бывал на передовой, что у него грыжа. Бумаги это подтверждают. Но Арно лишь шикает на него, уже расстроенный тем, что один из офицеров батальона внезапно был откомандирован в обоз.

Тем не менее ему жаль этого человека, когда тот пристыженно удаляется прочь, наклонив голову, с бумагами в руке. И Арно думает, что и он, наверное, попытался бы сделать то же самое, если бы не знаки различия на рукавах. Когда же они вскоре встречаются с отделением, возвращающимся обратно из этого пекла, — солдаты перепачканы грязью, глаза лихорадочно горят, — то он не может удержаться от зависти к их командиру, молодому лейтенанту: “Хотел бы я быть сейчас на его месте!”

Они начинают взбираться на крутой склон ущелья, ведущего к полю сражения.

Грохот артобстрела нарастает, разрозненные звуки сливаются в одно целое. Справа от них вспыхивает небо. Это рвутся снаряды над фортом Дуамон, захваченным немцами на четвертый день сражения: теперь здесь центральный пункт всех боев, и даже более того: веха, магнит, миф (для обеих сторон), символ, который, как и все остальные символы, приобрел значение, вовсе не соответствующее его военной или тактической роли, — какая-то одержимость, наперегонки создаваемая немецкой и французской пропагандой, мерило успеха, в то время как военные успехи становились все более абстрактными по природе, а неудачи все более конкретными и осязаемыми. С тех пор как в конце февраля началось это сражение, на поле боя было взорвано около двадцати миллионов снарядов.

Сумерки сгущаются, они продолжают свой путь в ночи, шагая по безлюдной дороге. Вдруг впереди — вспышка, сопровождаемая коротким резким грохотом. Все невольно отпрянули. Вот он, первый вражеский снаряд. Временами обстрел прекращается. До них доносится запах разлагающейся плоти. Арно испуган и теряет терпение. Наконец они встречают своих проводников:

Мы быстро пустились вперед, через ущелье, потом вверх по крутым склонам, свернули направо, потом налево. Снаряды рвались по обе стороны. Мы спрыгнули в ход сообщения, снова выбрались наружу, вновь скатились вниз, потом вновь вскарабкались наверх. Я замыкал последнюю группу и шагал как во сне.

Они останавливаются прямо перед высотой, находящейся под обстрелом немецкой артиллерии. Проводники исчезают в ночи. Арно подавлен. Он не имеет ни малейшего представления о том, где они, но точно знает: им надо попасть на место до восхода солнца. Если они этого не сделают, то их обнаружат вражеские управляющие огнем и пулеметчики, — тогда им конец. Он встает во главе роты, после чего они опять рванули вперед: вниз, в небольшую лощину, испещренную воронками от снарядов, мимо высоты, непрерывно обстреливаемой 15-сантиметровыми снарядами, так что воздух взрывается от этих огневых залпов, — прямиком к пустому ходу сообщения. Он натыкается на двух офицеров, клюющих носами у зажженной стеариновой свечки в импровизированном убежище. Они понятия не имеют, где эта высота 321.

Арно продолжает путь, поворачивает наудачу направо:

Я уже чувствовал приближение прохлады, которая возвещала о скором рассвете. И я подгонял солдат, с покачивающимися на ходу штыками и фляжками. Только бы успеть до рассвета! Вдали, на фоне еще темного неба, начали проступать очертания горы. Обстрел стал интенсивнее, как всегда перед рассветом. “Быстрее! Быстрее!”

Вот оно, убежище, чьи-то тени вокруг. Высота 321[171]. Он находит командира батальона. Им дают проводника, и тот ведет их по последнему отрезку пути, вверх по склону, который кажется бесконечным. Там, наверху, их встречает шквал огня, но они продолжают идти вперед. Наконец они видят капитана, командующего ротой, которую они должны сменить. Сдача дел в сереньком утреннем свете происходит предельно просто. Капитан показывает, где немцы, а где окопы своих, и быстро заканчивает словами: “Это линия фронта. Доброй вам ночи”.

♦

То, что на картах значилось как окоп, в действительности оказалось канавой меньше метра глубиной. Солдаты укладываются спать, прислонившись друг к другу. Арно чувствует себя совершенно измотанным, как от физических усилий, так и от невероятного нервного напряжения. Он опускается на землю, уронив голову на колени. “Я нахожусь на поле сражения под Верденом, но вряд ли сознаю этот факт”.

108.

Четверг, 8 июня 1916 года

Ангус Бьюкенен в поисках пищи на реке Пангани

Больше всего на свете он хотел бы избавиться от всего этого. Больше всего он хотел дальше лежать, завернувшись в теплые шерстяные одеяла. Ангус Бьюкенен видит над собой слабый свет далеких звезд; скоро уже рассветет. “Еще пять минут”.

“Иди сюда!” Приглушенный возглас будит его, он встает. Утро, уже светло. Под кустом сидит второй лейтенант, Джильхем, и завязывает шнурки на ботинках. Они перемигиваются, прекрасно понимая, в чем дело. Несмотря на то что охота запрещена, как не разрешается и покидать лагерь, они собираются именно поохотиться. Им до смерти надоело это вечное тушеное блюдо из безвкусных мясных консервов, которым их кормят; к тому же снабжение идет с перебоями, пайки урезают. Оба они голодны. Как тут обойтись без охоты?

Многие находятся на грани истощения, в этом пекле болезни так и косят солдат. Заболевших нужно отправлять назад, на лечение, для этого требуется транспорт, которого не хватает. Кроме того, больных тоже надо кормить. И заболевшие, отправившись назад, поедают многое из того, что должно было бы доставляться в обратном направлении, воинским соединениям, — а значит, пайки становятся еще меньше. Вот такой замкнутый круг. То, что когда-то называлось полками, теперь съежилось до размеров рот в 170–200 человек.