Книга Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев

Другое дело, как исправлять, какие образцы взять… Униаты ведь тоже свои книги исправили!

Жарко горели купола соборов за слюдяными окнами, в Крестовой палате прохладно было. Сидели русские иерархи, рассуждали, можно ли двоеженцам позволить на клиросе петь.

Никон, сидя в кресле, столь схожем с царским троном, внимал этим рассуждениям, оглаживая временами свою бороду. Сверкали драгоценные камни на перстнях, унизывающих патриаршую руку.

Неспокойно было сверкание рубинов и бриллиантов. Казалось, будто искорки огня с черной бороды своей патриарх снимает. Тревожили эти неспокойные искры епископа Павла.

Пытался владыка разгадку найти тревоге.

«Патриарх Никон отнюдь не навязывал Собору своих мыслей… – говорит в “Истории Русской Церкви” митрополит Макарий. – Он только напомнил своим сопастырям, отцам Собора, их священный долг хранить неизменно все преданное святыми апостолами, святыми Соборами и святыми отцами и потреблять всякие новины в Церкви, а потом указал некоторые новины в наших тогдашних книгах и церковных обычаях и спрашивал, что делать.

И сам Собор единогласно решил: достойно и праведно исправить новопечатные наши книги по старым – харатейным и греческим. Против такого решения нельзя было ничего сказать, потому что лучшего способа для исправления наших церковных книг не представлялось.

Можно было только не соглашаться, что те или другие обряды, на которые указал Никон, суть новины, и такого рода несогласие действительно заявил один из присутствовавших на Соборе, епископ Павел Коломенский».

Легко представить, как во время молитвы вдруг осенило епископа Павла. Ясно и совершенно отчетливо уразумел он, почему не вынес Никон на Собор самых главных, тревоживших всю Церковь вопросов. Кто будет из митрополитов и епископов спорить с патриархом о двоеженцах? Слишком малозначителен вопрос! Другое дело – троеперстие. Тут уж мнения бы непременно разошлись, а какое бы взяло верх – один Господь ведает.

Поэтому-то и не стал выносить этот вопрос на Собор Никон, но, добившись согласия Собора на необходимость исправления ошибок в книгах и получив согласие на те несущественные изменения в чине церковной службы, что обсуждались сейчас на Соборе, рассчитывал распространить это согласие и на существенные перемены.

Осенив себя крестным знамением, под Соборным Уложением епископ Павел Коломенский подписался так: «Смиренный епископ Павел Коломенский и Каширский, а что говорил на святем Соборе о поклонех, и тот Устав харатейной во оправдание положил зде, а другой писмяной».

И вот, сколько сил потрачено было Никоном, стольким пожертвовано, а что? Все Деяния Собора одной-единственной записью перечеркнул епископ Павел Коломенский, оговорившись, что хотя и подписывается он под Соборным уложением, но относительно земных поклонов во время чтения молитвы Ефрема Сирина остается при прежнем мнении.

Несущественная оговорка, но всю хитрую задумку Никона разрушила.

Не единомысленным оказался Собор.

Шибко Никон тогда разгневался.

Сразу после Собора лишил он Павла сана архиепископского и священнического.

Говорили, что жестоко избили епископа по приказанию патриарха, но это неправда. Пальцем никто низвергнутого епископа не тронул. Отвезли Павла патриаршие стражники в Новгородский край, завели в пустой дом, заперли двери и подожгли избу с четырех углов.

Ветер дул.

Изба в полчаса сгорела вместе с епископом Павлом…

6

«Епископа Павла, якоже слышу от боголюбцов, – писал Иван Неронов в письме к царскому духовнику Вонифатьеву, – и бездушная тварь, видев страждуща за истину, разседеся, показуя сим церковныя красоты раздрание».

Церковные историки пытаются объяснить церковныя красоты раздрание неумеренной ревностью патриарха Никона к православию, но подобные объяснения ничего не доказывают, ибо никакой насущной нужды в проведении церковной реформы тогда не было.

Более того…

Деятельность Никона не имела никакого отношения к охране православия и церковного благочестия, поскольку и православие и церковное благочестие находились в России на столь высоком уровне, что изумляли гостей нашей страны.

В 1653 году побывал в Москве бывший константинопольский патриарх Афанасий[57] с довольно многочисленною свитою. Щедро одаренный, покидая Москву, Афанасий написал:

«Твоя царская премногая милость, как солнце, сияет во всю вселенную; ты, государь, ныне на земле царь учинился всем православным христианам, а великий господин святейший Никон, патриарх Московский и всея Руси, по благодати Божией глава Церкви и исправление сущей православной христианской веры и приводит словесных овец Христовых во едино стадо… Только тебя, великого государя, мы имеем столп и утверждение веры, и помощника в бедах, и прибежище нам, и освобождение. А брату моему, государь, и сослужителю, великому господину святейшему Никону – освящать соборную апостольскую церковь Софии, Премудрости Божией…»

Святитель Афанасий, Лубенский чудотворец, – святой. Он видел то, что открыто было перед Русью, перед ее царем, перед патриархом Русской Православной Церкви.

А вот воспоминания другого путешественника по России архидиакона Павла Алеппского, приехавшего на Русь в 1654 году.

«Какая эта благословенная страна, чисто Православная!

…Гордость им совершенно чужда, и гордецов они в высшей степени ненавидят. Так мы видели и наблюдали, Бог свидетель, что мы вели себя среди них как святые, как умершие для мира, отказавшиеся от всяких радостей, веселья и шуток, в совершеннейшей нравственности, хотя по нужде, а не добровольно…

Все жители в течение ее (первой седмицы Великого поста) не производят ни купли, ни продажи, но неопустительно присутствуют за богослужениями в своих церквах. Царские ратники обошли питейные дома, где продают вино, водку и прочие опьяняющие напитки, и все их запечатали, и они оставались запечатанными в течение всего поста. Горе тому, кого встречали пьяным или с сосудом хмельного в руках! Его обнажали в этот сильный холод и скручивали ему руки за спиной: палач шел позади него, провозглашая совершенное им преступление и стегая его по плечам и спине длинной плетью из бычьих жил: как только она коснется тела, тотчас же брызнет кровь…

Мы заметили, что они казнят смертью без пощады и помилования за четыре преступления: за измену, убийство, святотатство и лишение девицы невинности без ее согласия…

Больше всего мы дивились их чрезвычайной скромности и смирению и их частым молениям с утра до вечера пред всякой встречной иконой. Каждый раз, когда они увидят издали блестящие кресты церкви, то хотя бы было десять церквей одна близ другой, они обращаются к каждой и молятся на нее, делая три поклона…