Книга Усмешка тьмы - Рэмси Кемпбелл

Наверное, это просто еще одно проявление синдрома смены часовых поясов, но мне сейчас позарез нужна компания, и я сам не замечаю, как набираю один вполне конкретный номер – а в душе тешу себя тем, что наши дела с этим человеком еще не закончены.

Мультфильмы, кино – веселья полно… Я жду, когда текст сообщения Чарли Трейси закончится, весь во власти какой-то неизъяснимой паники. Мои нервы натянуты до предела, и голос подводит меня, когда я спрашиваю:

– Алло? Кто-нибудь? Это я…

– Профессор Ли Шевиц, – хрипло откликается Чарли.

– Еще нет. Просто Саймон!

– Простой-простой, как ананас весной. Ну, ладно, Саймон так Саймон. Как твоя книга, продвигается?

– Да. Я посмотрел почти все фильмы с Табби. Сейчас я в Манчестере, тоже по делам.

– Какое совпадение. Настоящее рождественское чудо.

– Я просто вспомнил, что ты хотел показать мне что-то еще… важное.

– Сделай мне одолжение, и я покажу тебе небо в алмазах, идет?

– Что за одолжение?

– Поговоришь с кой-какими людьми о Табби Теккерее?

– Ты еще спрашиваешь. Серьезно?

– Серьезнее некуда.

Разговор начинает походить на шутку – не в последнюю очередь потому, что зеркало отражает мою беззаботную улыбку.

– И что это за люди?

– Просто кучка фанатов. Они ждут, что я пообщаюсь с ними, но мне кажется, лучше уж им послушать настоящего писателя, мастера рассказа, так сказать. Я бы точно предпочел тебя.

– Когда я буду нужен?

– В самом скором времени. Где ты в Манчестере конкретно?

– В отеле «Гламур».

– «Глумур»? Это что, от слова «глумиться»?

– «Гламур» через «а», – поправляю я, подозревая, что все он расслышал верно.

– О, такие места – в твоем вкусе.

– Ты знаешь, где это? – спрашиваю я, пропуская шпильку мимо ушей.

– Рядом с ярмаркой. Увидимся на улице, – коротко говорит он и оставляет меня наедине с моим печально скалящимся отражением.

38: Я выступаю

Судя по всему, по крайней мере одна офисная вечеринка плавно перетекла на ярмарочные просторы. Колесо обозрения буквально ломится от ребят в деловых костюмах. Всякий раз, когда кабинки появляются над стоярдовым участком дороги, прилегающим к отелю, их пассажиры будто бы обращают свои серые от хмари лица ко мне. Видят ли они нечто позади меня, за крышей, о чем нужно срочно доложить своим мобильным телефонам? Вокруг меня, похоже, все уткнулись в экранчики – и водители автомобилей, и пассажиры длинных трамваев, огибающих площадь, и пешеходы на дорогах, и праздношатающиеся на тротуаре вокруг меня, так что не составляет труда представить, что кругом кипит безмолвное общение. Многие молча глядят на дисплеи своих телефонов, и по крайней мере один человек ухмыляется своему. От всех от них я отвлекся, когда на тротуар резво взъехала какая-то машина.

Передо мной – потрепанный «форд» цвета ржавчины, с внушительной вмятиной в передней пассажирской двери, дымящий так, что пары от дыхания снующих туда-сюда пешеходов с телефонами смотрятся жалко. Бледное лицо водителя приближается ко мне по мере торможения машины – он наклоняется поперек пассажирского сиденья, чтобы опустить окно. Им оказывается Чарли Трейси.

– Что стоишь? Чего ждешь? – кричит он.

Его черты не столь крупные, сколь кажется из-за салонного полумрака. Только его голова – точно такая здоровенная, как мне показалось. На нем вечерний костюм, накрахмаленная рубашка и бабочка, но в таком прикиде он скорее, в силу комплекции, напоминает вышибалу, чем лектора. Я сажусь к нему и тянусь к ремню безопасности, но он, не утруждая себя ожиданием, бросает машину через две полосы и несколько светофоров, успевших сменить свет с зеленого на красный.

– Давно у тебя эта машина? – интересуюсь я вслух.

– Да уж поболе того, сколько я тебя знаю.

Он что, решил, что я критикую его методы вождения? Я ведь всего-то намекал на то, что явился он не на своем монументальном фургоне. Поездка мигом ожила в памяти – не полностью, впрочем, многие подробности уже успели подернуться туманом. Я молчу, пока мы не съезжаем с широкой дороги, ведущей из города, на университетскую узкоколейку.

– Так куда еще ты меня хотел отвезти в прошлый раз?

Он нажимает на клаксон, и я пытаюсь как-то истолковать этот ответ, но потом понимаю: адресован он не мне, а стайке девушек в костюмах эльфов-помощников Санты. Когда они остаются далеко позади, исчезая даже из зеркала заднего вида, он поясняет:

– Сюда вот.

– Не понимаю.

– В университет. Держу пари, ты не знаешь, как с ним связан Табби.

Он преподносит мне это столь восторженно – по крайней мере, для его обычных манер, – что мне не хочется умалять его триумф:

– Расскажи мне.

– Не такой уж ты и крутой исследователь, хоть и в колледже учился, а? Быть может, эту твою книгу стоило написать мне. – Пока я думаю над тем, сколько еще подколов с его стороны смогу спокойно вынести, он добавляет: – Именно там он начал свое превращение в Табби.

– Стал устраивать свои первые шоу?

– Можно сказать и так. Вот увидишь. Он оставил все свои записи.

– Материалы учебного курса? Ну да, это было бы очень кстати.

– Говорю же: сам все увидишь. Умираю – хочу посмотреть на твою реакцию.

Дорога, пролегающая между индийскими ресторанчиками, становится загруженной. Какие-то странные люди в хлопающих на ветру красных нарядах и в скособоченных красных же цилиндрах нетвердой походкой пьяных туристов идут нам навстречу. Когда ресторанчики заканчиваются, дорога ведет мимо больших домов с не менее внушительными палисадниками, и ровно на середине мы разворачиваемся прямо посередь плотного движения и стрелой проносимся между парой зубчатых стальных ворот. За ними – церковь. Заброшенная, если я правильно понимаю – погост явно разровняли, чтобы получилась парковка. В свете уличных фонарей тени от голых деревьев падают на фасад из простого белого камня, на окна из цветного стекла. Внутренний двор занят добрым десятком автомобилей – Трейси приходится объехать церковь, чтобы подыскать местечко. Потянув за ручной тормоз, он сообщает:

– Лучше поторопиться. Опаздываем.

К тому моменту как я захлопываю дверь с громким скрипом, он уже взбирается на крыльцо, украшенное какими-то нечитаемыми плакатами, и тянет на себя дверь часовни. Мы заходим внутрь.

– А вот и он! Наконец-то! – кричит нам какая-то женщина.

Может быть, она имеет в виду меня – раньше я ее уже видел. Закутанная в шаль и увешанная цыганской бижутерией, она еще больше, чем прежде, напоминает гадалку. Узнаю и других присутствующих – луноликого билетера у входа в «Сент-Панкреатит», человека с заспанными глазами страдающего бессонницей, черепахоголового торговца плакатами, типа, чьи брови будто бы съела моль, бесцветную женщину с волосами, собранными в пучок.