Книга Прекрасная Габриэль - Огюст Маке
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Темнота была так густа, что молодой человек ничего не мог различить под мантильей, которой Габриэль закутала себе голову.
— Ах! — прошептал такой нежный голос, что он проник в сердце Эсперанса. — Это вы хотели предупредить меня об опасности? Вы принимаете участие в бедной, беззащитной девушке. Ваша неожиданная помощь придала мне мужества. Вы можете меня спасти, вы хотите?
— Да, но, пожалуйста, садитесь.
— Сесть!.. О, я не знаю даже, успею ли я кончить то, что я хотела вам сказать! Вы находите мой поступок очень смелым, не правда ли? Если бы вы знали, как я несчастна!
Эсперанс приблизился к ней, заговорил растроганным голосом, полным отчаяния.
— Я угадываю, — сказал он.
— О нет! Вы не можете угадать. Боже мой! Кто это идет? Не отец ли мой?
— Нет, никого. Не бойтесь ничего, ваши сторожа стерегут.
— Отец мой оставил меня только на несколько минут. Он пошел посмотреть на дорогу, все ли еще занимают окрестности эти отряды гугенотов, и может воротиться вдруг. Мне надо собраться с мыслями.
Габриэль закрыла лицо руками. Эсперанс отдал бы многое, чтобы увидать, так ли нежны черты, как голос.
— Я хотел вас предупредить, — сказал он, — о шпионстве, которое один человек употребляет за вами.
Он в нескольких словах рассказал Габриэль все, что знал, перечислил опасности, которые усматривал. Она перебила его.
— Да, — сказала она поспешно, — да, это опасности, но я подвергаюсь еще другим и гораздо более ужасным. Это замужество, которым угрожал мне мой отец, уже предписывает мне он не через две недели, даже не через неделю, а сейчас!
С Габриэль, когда она произнесла эти слова, сделалась нервная дрожь, она задыхалась от слез.
— Не теряйте мужества! — вскричал Эсперанс. — Не плачьте, вы раздираете мне сердце. Вы говорили сейчас, что моя помощь может вас спасти. Каким образом? Когда? Какая помощь? Говорите, не плачьте.
Молодая девушка, успокоившись в свою очередь, приблизилась к подоконнику и сложила руки.
— Обещайте мне выслушать меня благоприятно, — сказала она с пылкостью, — а то я погибну, потому что все меня оставляют и все мне изменяют.
— О, от всей моей души! Но кто же изменяет вам?
— Судите сами. Отец мой объявил мне сегодня, что он все приготовил к моему браку. Вне себя, я побежала посоветоваться с моим старым другом дом Модестом, приором, которому помогает превосходный брат Робер. Я объяснила им мое печальное положение. Я надеялась на них, они имеют столько влияния на моего отца.
— Ну, что же?
— Они меня бросили! Они объявили мне, что они никогда не пойдут против воли отца. Напрасно я просила, умоляла, они остались неумолимы. Тогда отчаяние внушило мне обратиться к вам, неизвестному покровителю, который сегодня утром предуведомил меня через Грациенну. Я узнала, что вы дворянин и гвардеец.
— Не я, а мой друг, — перебил Эсперанс.
— Это все равно; я узнала, что вы друг де Крильона, самого благородного и великодушного человека на свете. Друг Крильона, сказала я себе, никогда не оставит бедную женщину в горести, в затруднении, и, вместо того чтоб послать к вам Грациенну, я пришла откровенно просить вас об услуге, которая одна может меня спасти. Обещайте мне согласиться.
— Если то, что вы желаете, возможно.
— Это легко. Но потребуется сохранить тайну и спешить. У меня есть только один друг, и друг могущественный. Он в отсутствии и не знает, до какой крайности я доведена. Если бы он знал, он поспешил бы приехать сам или прислал меня освободить. Он все может сделать!..
— А!.. Король? — сказал Эсперанс с легким оттенком холодности, которая не укрылась от Габриэль.
— Да, король, — отвечала она, потупив голову.
— Я думал, что вчера месье де ла Варенн был в монастыре. Не привез ли он известия от его величества?
— Вчера, — пролепетала Габриэль, — еще не было и речи о том, чтобы так ускорить этот брак. И притом, месье де ла Варенн уже не воротится сюда прежде, чем король воротится сам. Когда это будет? Король занят своими приготовлениями к отречению. Если меня обвенчают во время его отсутствия! Бедный король!
Эсперанс подавил вздох.
— Отчего вы не сопротивляетесь? — спросил он.
— Я пробовала, но борьба разбила меня. У меня нет больше сил. Нельзя сопротивляться отцу, когда его зовут графом д’Эстре. А если король не поспешит ко мне на помощь, я погибла.
— Что же надо сделать? — спросил Эсперанс.
— Я наскоро написала несколько строк, которые надо доставить его величеству сейчас. Ах, какая это будет услуга и как я буду вас благословлять всю жизнь!
— Может быть, это будет очень дурная услуга, — прошептал Эсперанс. — Но я не имею права сообщать вам мои замечания. Вы любите короля?
— Это такой великий государь, герой!
— Я понимаю ваш энтузиазм, вашу любовь…
— Мой восторг к его величеству.
— Вам ни к чему оправдываться. Я сейчас поехал бы сам отвезти королю вашу записку, но я ранен, я болен. Я не могу держаться на ногах, а тем более ехать верхом; но мой друг свободен и может проскакать сто лье, если вы поверите ему записку. Я отвечаю за его скромность, за его быстроту.
— О, как я смогу отплатить вам за такую доброту? Вот записка. Желаю вам здоровья, месье.
— Желаю вам счастья, мадемуазель.
Около нового здания послышался лай собак; оба караульщика поспешно вернулись. Дрожащие руки Габриэль сунули письмо в руку Эсперанса.
Уже обе молодые девушки улетели, как ласточки, а теплое пожатие руки, вместо того чтоб изгладиться, перешло в пылающий жар, который переходил от руки к сердцу Эсперанса.
— Разве в этой записке огонь? — прошептал удивленный Эсперанс.
Он вспомнил, что эта записка, прежде чем перешла в его руки, согрелась на груди Габриэль.
На другое утро Эсперанс грустно одевался, перебирая в голове тысячу смутных мыслей, которые казались ему еще больнее его тела, вдруг отворилась дверь, и явился капюшон. Только один капюшон на свете имел этот педантический вид и эти величественные колебания. Эсперанс узнал брата Робера, который принес, по обыкновению, крепительное вино. Женевьевец обвел глазами комнату, как бы ища кого-то.
— Я не вижу, — сказал он, — вашего товарища, любезный брат?
— Понти вышел, любезный брат, — отвечал Эсперанс.
— А! Вышел… Жаль! Здесь есть слуги для выполнения поручений наших гостей.
Эсперанс промолчал; он не умел лгать.
— Тем более, — продолжал брат Робер, — что месье де Понти, верно, поехал верхом, потому что, осматривая конюшни, я не видел его лошади в стойлах.
Брат Робер, говоря таким образом, устремил проницательный взгляд на Эсперанса, который продолжал молчать.