Книга Русский Лондон - Сергей Романюк

Как писал историк Н. Н. Фирсов о последних годах пребывания в Лондоне Бруннова, «опытный и добросовестный дипломат, он безупречно, с официальной точки зрения, выполнял свои трудные обязанности; благородный человек, приятный собеседник, он был любим английским обществом по старой памяти, или вернее, любим тогда, когда напоминал о себе обществу и двору. А напоминал он о себе редко; годы брали свое… Он ко всему относился холодно, апатично; общественные связи тяготили его, он любил проводить целые часы один в кабинете; поспешно справлялся с бумагами, которые к нему приносили, и ко всякому вопросу, предмету, или лицу, не имеющему непосредственного отношения к делу, относился как-то рассеянно, отвлеченно… Надо прибавить, что вне сферы политической граф Бруннов был скорее иностранец – чем русский. Он усердно служил интересам русской дипломатии, но русским нравам, русским традициям, русскому образу жизни он далеко не сочувствовал. Едва ли мы ошибемся, сказав, что он просто не любил русской жизни. Да он и не знал ее. Он почти всю жизнь провел за границей, предпочитал все иностранное, с грехом говорил по-русски.

Естественно, что как представитель России среди английского общества граф Брунов был совершенно бесполезен. Он был окружен лицами, между которыми можно указать на многих, достойных по своим высоким качествам глубокого уважения; но среди этих лиц не было никого, кто бы поддерживал в обществе симпатии к России»[215].

Имя Бруннова оказалось связанным не только с запрещением одного из лучших и популярных журналов николаевской России «Московского телеграфа», но и с трагической дуэлью А. С. Пушкина. Они были знакомы еще с Одессы в 1823–1824 гг. и, как кажется, не испытывали дружеских чувств друг к другу. Возможно, что Бруннов был непосредственно причастен к трагическим событиям в жизни Пушкина.

В его преддуэльной истории многое еще неясно и, в частности, несмотря на десятки исследований, так и нет ответа на немаловажный вопрос – кто же был автором «диплома»?

Утром 4 ноября 1836 г. Пушкин получил по обычной городской почте конверт, открыв который: он обнаружил лист, на котором было написано: «Les Grand Choix, Commandeurs et Chevaliers du Serenissime Ordre dec Cocus, reunis en grand Chapitre sous la presidence du venerable grand Maоtre de l’Ordre, S.E.D.L. Narychkine, ont nomme а l’uninamite Mr. Alexandre Pouchkine coadjutuer du grand Maоtre de l’Ordre de Cocus et historiographe de l’Ordre. Le secrкtaire perpetuel: C-te J.Borch». (В переводе с французского: «Кавалеры первой степени, Командоры и Рыцари Светлейшего Ордена Рогоносцев, собравшись в великом Капитуле под председательством достопочтенного великого Магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютором [заместителем] великого Магистра Ордена Рогоносцев и историографом Ордена. Непременный секретарь граф И. Борх».

Такие же дипломы в двойных запечатанных конвертах – всего их было семь или восемь – получили и знакомые Пушкина для передачи ему.

В этот же день Наталья Николаевна рассказала мужу о преследованиях, которым она подвергалась со стороны Жоржа Дантеса. Как писал позже П. А. Вяземский, «…письма анонимные привели к объяснениям супругов между собой и заставили невинную, в сущности, жену признаться в легкомыслии и ветрености… она раскрыла мужу все поведение молодого и старого Геккерена по отношению к ней…». Тогда же Пушкин послал вызов Дантесу. С этого времени затянулся тугой узел, приведший к роковой дуэли через два с лишним месяца – 29 января 1837 г.

Итак, кто же был автором дипломов? Пушкин был уверен в том, что им был нидерландский посланник барон Геккерен, но в то время в обществе ходили разные слухи – называли П. В. Долгорукова, И. С. Гагарина, С. С. Уварова, К. Ф. Опочинина, А. Г. Строганова, но не было никаких доказательств, только слухи и предположения. П. В. Долгоруков возмущенно отреагировал на обвинение в его адрес: он полностью отрицал его. Так же себя вел и князь Гагарин.

Только в начале ХХ в. дипломы были впервые опубликованы и подвергнуты тщательному изучению. Известный пушкиновед П. В. Щеголев обратился к почерковедческой экспертизе, которая подтвердила авторство Долгорукова, однако в последнее время эту экспертизу подвергнули сомнению, и после тщательной работы было установлено, что почерк диплома не похож на почерки ни Долгорукова, ни Гагарина, так что в настоящее время имя автора так и остается неустановленным. В связи с этим выглядит странным то, что ни один из тех, кто писал о дуэльной истории, не счел нужным обратиться к еще одной версии, возникшей довольно давно – в 1927 г. Тогда в журнале «Огонек» (№ 42) появилась публикация Щеголева «Кто писал анонимные письма Пушкину?» с факсимиле диплома. Как выяснила в 1976 г. литературовед Е. Литвина[216], автору этой статьи народный комиссар иностранных дел Г. В. Чичерин послал следующее письмо: «18.Х 27. Многоуважаемый Павел Елисеевич, в „Огоньке“ 16 октября я впервые увидел факсимиле пушкинской анонимки. Почерк поразил меня, как знакомый. Мне кажется, что это почерк Фил. Ив. Брунова, многочисленные lettres particuliers (частные письма. – фр.) которого я читал почти 30 лет тому назад, когда работал с Н. П. Павловым-Сильванским в Гос. архиве. Конечно, могу ошибаться, но характер почерка – уж очень знакомый. На почерк Долгорукова совсем не похож… Брунов – сын немецкого пастора, сделавшийся бароном и графом, блестящий дипломат старой школы, злой остроумец и насмешник, в молодости подлизывавшийся вовсю, позднее изводивший Горчакова своими сарказмами, в последние годы перед англо-русскими переговорами 1840–1841 гг. был в Петербурге при Нессельроде. В период Крымской кампании кн. П. А. Вяземский изображал, как Брунов пластронировал (от фр. plastronner – рисоваться. – Авт.) перед вел. княгинями. Это была его большая слабость. В 30-х годах он несомненно также пластронировал перед Марьей Дмитриевной (женой министра иностранных дел К. В. Нессельроде. – Авт.)… Мне представляется такая картина: злая, энергичная, властная Марья Дм. имела при себе подлизывающимся остроумца Брунова; он ее несомненно увеселял после обеда; она очевидно в соответствующих красках рассказала о романе государя с Пушкиной; Брунов, любитель шалостей и скабрезностей, очевидно сочинил тут остроту об ordre des cocus и сказал – «Пушкин заслуживает диплома»; Марья Дм., оскорбленная Пушкиным, ухватилась за это, и Брунов тут же набросал карикатуру официального документа.

Вы несомненно легко достанете в Центроархиве какое-либо lettres particuliers Брунова для подтверждения моей гипотезы. С совершенным почтением Георгий Чичерин».

С публикации письма Чичерина прошло более тридцати лет, прошел пушкинский юбилей, а гипотеза Чичерина, насколько мне известно, так и не была проверена.

В связи с этой версией необходимо упомянуть, что Александр II «в Зимнем дворце за столом, в ограниченном кругу лиц, сказал: "Ну, вот теперь известен автор анонимных писем, которые были причиною смерти Пушкина; это Нессельроде"».