Книга Наш секрет - Ребекка Дан

«Если она хочет только извинений, забудь о гордости и сделай это. Подумай о Дарси. Сделай это!»

Я сделал над собой усилие и произнес:

– Мне очень жаль.

У меня было ощущение, будто я пытаюсь запихнуть в себя какую-то отвратительную пищу вроде недожаренного яйца или свежих моллюсков. Я сказал это высоким голосом, который очень мало был похож на мой, но Соня, вероятно, этого не заметила. Она выглядела довольной.

– Правда? – спросила она, скрестив руки на груди и наслаждаясь каждой секундой. – Насколько вам жаль, мистер Лэндли?

Мне следовало догадаться, что так просто это не закончится. Одних слов будет недостаточно, чтобы удовлетворить Соню и заставить ее покинуть мой дом. Но я все равно цеплялся за надежду, что если буду ей подыгрывать, то смогу заполучить фотоаппарат и одержать верх. Я всегда мог насыпать соли в ее утренний чай, спустить шины в обед, случайно подставить ножку, когда она будет возвращаться с уроков. Я мог начать продолжительную кампанию по отмщению, потенциал которой был безграничен. В этом я пытался себя уверить.

– Мне очень жаль, – повторил я.

– Правда?

Я кивнул. Во рту у меня пересохло.

«Хорошо, ты получила, что хотела. Теперь давай сюда этот чертов фотоаппарат!»

Покачав головой, Соня поцокала языком. Мне захотелось заехать ей в челюсть.

– Ты должен будешь показать мне, насколько тебе жаль. Слов недостаточно.

У меня внутри все похолодело.

– Что?

Она снова улыбнулась и медленно произнесла, смакуя каждое слово:

– Опускайся на свои чертовы колени и моли о прощении.

Я удивленно уставился на нее. Я не мог поверить, что она говорит серьезно. Я не собирался этого делать.

– Ну же, Соня, – прорычал я, с трудом сдерживая ярость, – ты получила, что хотела.

– О нет, еще нет, мистер Лэндли. – Она хохотнула. – Не волнуйся, никто не смотрит! Или ты хочешь, чтобы к утру понедельника твои сексуальные утехи с ребенком стали достоянием общественности?

Она с улыбкой помахала фотоаппаратом.

– Если нет, то быстро опускайся на колени.

Она встала и, скрестив руки на груди, выжидающе посмотрела на меня.

Мне стыдно это признать, но я послушался. Я опустился на колени в собственной гостиной и три раза умолял ее простить меня за то, что не обращал на нее внимания, говорил, какая она красивая, а она стояла надо мной и фотографировала мой позор.

Это длилось не более минуты, но мне казалось, что прошло несколько дней. Когда она наконец позволила мне подняться, у меня закружилась голова, я вспотел и начал задыхаться.

«Соберись, ты, жалкий кусок дерьма!»

– Отдай фотоаппарат, – пробормотал я, протянув руку и не глядя ей в глаза.

Стараясь хотя бы внутри сохранить чувство собственного достоинства, я попытался вспомнить все, что собирался с ней сделать, когда приду в школу в понедельник.

«Шины, соль… Что там еще было?»

Соня звонко рассмеялась, лишив меня надежды разобраться с этой ситуацией здесь и сейчас.

– Ох, Тодд, – ответила она, демонстративно пряча фотоаппарат в сумочку. – Ты же не думал, что я тебе вот так легко его отдам, правда?

И тут я понял, что свалял дурака. Понимание этого обрушилось на меня словно лавина. Я попытался сосредоточиться. Мне захотелось схватить ее за волосы и впечатать лицом в стену.

– Соня, – негромко сказал я, – ты получила то, что хотела. Теперь отдай мне этот чертов фотоаппарат!

Я не мог позволить ей так просто уйти. Я даже протянул руку в надежде получить то, что она обещала.

– Ну уж нет, мистер Лэндли. – Она похлопала ладонью по сумочке, а потом, явно чувствуя мою панику и опасаясь, что я решусь на что-то необдуманное, начала пятиться к двери. – Это останется у меня. На случай, если ты снова решишь вести себя со мной как засранец. – Ее глаза сверкнули, когда она представила, что сможет вечно держать меня на крючке. – Спасибо за представление. – Она рассмеялась. – Это было бесподобно.

Она помахала мне рукой и вышла.

Я снова опустился на колени и закрыл лицо руками. Меня тошнило.

Я понял, что это конец. Я понял, что на этом все закончится.

24

Зак любил приходить без приглашения, что Дарси находила возмутительным или очаровательным – в зависимости от ситуации. Когда-то их обрывочные, фрагментарные отношения нравились Дарси, но тот давний трепет давно сменился усталостью. Она решила, что годы, проведенные в травматологическом отделении, в постоянной спешке, наполненной нервотрепками и диагнозами, которые Заку приходилось сообщать пациентам, научили его не обращать внимания на то, как его в целом воспринимают окружающие. Его не трогали ни чужие эмоции, ни чужие слезы. Со временем он научился сосредотачиваться на цели, не обращая внимания на последствия, что было плюсом для работы в больнице, но минусом для долгосрочных отношений с женщиной.

Был вечер субботы. На прошлой неделе с Атлантики через Волверхэмптон прилетел легкий дождик, который с тех пор пытался распылить немного влаги над городом. Дарси работала в снятой маленькой пристройке у «Графина», готовя котлеты из трески для вечеринки, которая должна была состояться на следующий день. Услышав шорох шин по асфальту, она замерла и, быстро сняв виниловые перчатки, ополоснула руки, надеясь, что приехал Джастин.

Через стеклянную дверь был виден лишь большой букет цветов. Потом из-за фиолетовой хризантемы появилась физиономия Зака.

Дарси приуныла. Это был не Джастин. По той или иной причине – Иззи или Мэдисон – она не видела его с ночи на пустоши и очень скучала.

Дарси открыла дверь.

– Разве бывают хризантемы такого цвета? – единственное, что смогла спросить она.

Она убрала со лба непослушную прядь волос и почувствовала легкое раздражение, понимая, что Зак ожидал от нее восхищения этим широким жестом. Дарси заметила, что в букете не было ни одной гвоздики.

Зак подошел и протянул ей букет, вымазав фартук желтой пыльцой. Возможно, он сделал это намеренно. Дарси удивилась, что цветы почти не пахнут.

– Пожалуйста, – сказал он, подойдя к раковине и сгрузив в нее цветы с такой поспешностью, словно был биржевым маклером, который умудрился втиснуть в расписанный по минутам график посещение похорон дальнего родственника. Потом посмотрел на экран айпода Дарси. – Ок, теперь все понятно.

Дарси слушала Ани Дифранко, самую нелюбимую исполнительницу Зака – в основном, потому что она интересовалась политикой и защищала феминизм, а Заку не нравилось ни то ни другое.

– Что понятно?

– Ты ведешь себя как суфражистка.

Дарси вздохнула.