Книга Чосер и чертог славы - Филип Гуден

Тем не менее гасконец спал так же крепко, как и молодые англичане. Чосер разбудил сначала Кадо и сказал:

— Простите меня за то, что недостойным образом подверг вас подозрениям.

Кадо только кивнул в ответ.

Затем Чосер пошел к разлегшимся в высокой траве Неду и Алану:

— Что-то приятное приснилось?

— Нед думал об одной молоденькой лицедейке. Не могу по определенным причинам назвать ее имя, скажу лишь, что оно начинается на «А», — съязвил Алан.

— Все же лучше, чем та толстуха, жена хозяина кентерберийской гостиницы, которая не выходит у тебя из головы.

Нед ответил не задумываясь, однако Чосер не мог не отметить, что замечание Алана — не самое благородное. Спасти Алису Лу из реки было мечтой, подобной сну, рыцарским подвигом, о каких грезит любой юноша. Это лишь повод, воспламеняющий любовь, а если она уже была, то он заставляет ее гореть еще сильнее. Но у Алисы уже есть рыцарь. И будь Нед безжалостным и жестоким, то, возможно, придумал бы способ убрать с дороги Саймона…

Путешественники снова взобрались в седла. Джеффри дал себе зарок не искать в каждом человеке убийцу. Если бы Кадо в самом деле был виновен в смерти графа, стал бы он столь энергично содействовать их побегу из замка? (Неугомонный внутренний голос, правда, тут же предложил версию: Жану самому хотелось сбежать из замка поскорее.)

Ясная погода держалась весь день. Солнце палило нещадно и всю дорогу слепило глаза, поскольку они двигались на запад. Еще чуть-чуть, и они погрузятся на корабль, который отвезет их в Англию. Но сперва нужно доложить обо всем Джону Гонту, герцогу Ланкастерскому.

19

Прибыв в Бордо под вечер, товарищи остановились в гостинице «Двенадцать апостолов», там же, где и в первый раз. Джеффри быстро убедился, что Джек Дарт говорил правду. Принц Эдуард, старший сын короля и фактический правитель Аквитании, покинул город и продвигался со своими силами на север в направлении Лиможа. Лиможский епископ был крестным отцом сына принца и долгие годы считался союзником, которому доверяют, но в последнее время его лояльность поколебалась. Он все охотнее прислушивался к предложениям французов и, если верить слухам, был готов в любой момент без боя передать им ключи от города. Убедить епископа крепче держаться английской стороны могла бы только демонстрация силы с помощью бомбард.

Тем временем в Бордо прибыл младший брат Эдуарда, Джон Гонт. Его двор обосновался в резиденции принца — аббатстве святого Андрея. Чосер решил пойти туда без спутников: то, что он собирается сказать Гонту, дело секретное. Чосер пошел в том виде, в каком прибыл в город — в пыльной одежде, усталый с дороги. Остальные приводили себя в порядок в гостинице.

Площадь перед аббатством, несмотря на довольно позднее время, была заполнена народом. Люди взволнованно переговаривались, в их поведении ощущалось легкое беспокойство. Голоса звучали чрезмерно громко, речи сопровождались более выразительной, чем обычно, жестикуляцией. Предчувствие войны витало в воздухе, прав капитан Дарт. С площади трудно было что-то разглядеть, но всякий раз, когда очередная группа рыцарей со своими сквайрами, высокомерно расталкивая зевак, продиралась сквозь толпу к воротам, народ затихал, чтобы потом загудеть еще громче. Мрачные одеяния священников и монахов контрастировали с пурпурными и желтыми нарядами горожан. Торговцы держались группами и, без сомнения, подсчитывали вероятную прибыль и потери, которые их ждут в случае начала военных действий.

Вход в аббатство охраняли лучники, и Джеффри представил, какие трудности его ожидают, когда узнал рябого командира — им оказался не кто иной, как Бартоломей, с которым они вместе плыли на «Арверагусе». Бартоломей, однако, стал более важным, чем тогда, на корабле, и делал вид, что не признал попутчика в уставшем человеке в грязной одежде.

— Проваливай, — рявкнул он со своего поста у дверей.

— Да говорю же, у меня дело к герцогу Ланкастерскому.

— Такое же, как у меня к архангелу Гавриилу.

Чосер тяжело вздохнул. Он устал, и упрямство охранника его раздражало. Когда он попадет внутрь, то обязательно расскажет Гонту, как тут принимают посланников. Этого типа разжалуют. Когда он попадет внутрь… Неожиданно рябая физиономия Бартоломея расплылась в приветливой улыбке. Презрение сменилось нарочитым почтением. Он перестал сутулиться и по-военному подтянулся, насколько позволяло его упитанное тело. Чосер почувствовал движение сзади, и на плечо ему легла рука. Знакомый голос назвал его по имени. Чосер развернулся и увидел перед собой лицо своего шурина.

С тех пор как он в последний раз видел Хью Свайнфорда, прошло много месяцев. Годы брали свое. В бороде и волосах Хью появились седые волосы, он исхудал и осунулся. Свайнфорд внимательно разглядывал Чосера.

— Что ты тут делаешь, Джеффри?

— Я приехал, чтобы увидеться с Гонтом.

— Этот человек тебя не пропускает?

— Я всего лишь выполняю свои обязанности, сэр, — промямлил в свое оправдание Бартоломей.

— Ну, разумеется, — сказал Хью Свайнфорд. — Так же, как ты исполнял обязанности в «Полумесяце», где, как помню, ты познакомил посетителей с содержимым своего желудка, извергнув все из себя на скамейку.

Бартоломей открыл рот, собираясь, наверное, что-то сказать в оправдание, но вовремя сообразил, что лучше смолчать.

— Идем со мной, Джеффри.

Хью Свайнфорд провел Чосера через ворота. Миновав внутренний дворик, они подошли к внушительному входу с коваными дверьми, которые были открыты.

— Полагаю, он всего лишь выполнял свой долг, — сказал Чосер, чей гнев улетучился столь же быстро, как и возник.

— По отношению к тебе, возможно. Хотя я давно замечаю за ним эту бессердечность. Но вчера вечером в «Полумесяце» ему было точно не до долга. Такие люди, Джеффри, должны наконец осознать, что мы сейчас на военном положении. Мы не можем позволить себе расхлябанность. А также всетерпимость, к чему ты, как я понимаю, меня призываешь.

В этом был весь Хью, профессиональный вояка, благородный, но упрямый в своих суждениях. Не в первый раз Джеффри задавался вопросом: если бы он выбрал военную службу, то смог бы до конца дней сохранить к ней такое же непоколебимое отношение? Джеффри тоже обладал достаточно твердым характером, но его обратной стороной была терпимость или, как сказал бы Хью, расхлябанность. Несмотря на то, что они были примерно одного возраста, в присутствии Хью Джеффри всегда чувствовал себя младшим и позволял себе говорить только в ответ на реплики шурина. Однако сейчас его тревожил вопрос, который он не мог не задать. Поэтому он остановился, вынуждая Хью Свайнфорда задержаться на минуточку.

— Хью, ты что-нибудь слышал о Филиппе?

— С тех пор как мы ввязались в эту экспедицию, я практически ничего не слышал даже о своей Кэтрин, — ответил Свайнфорд. — Поэтому мои новости едва ли намного свежее твоих. — Потом, чуть смягчившись, он добавил: — Однако последние достоверные известия, которыми я располагаю, говорят, что с твоей семьей все в порядке.