Книга Великая огнестрельная революция - Виталий Пенской

Малейшее же ослабление позиций великого князя сразу же негативно сказывалось на военной мощи Северо-Восточной Руси. Так, смута 2-й четверти XV в. в Московском княжестве сразу привела к серьезному ослаблению власти московского великого князя. Василий II на первых порах не обладал качествами харизматического лидера, и система сбора вассальных воинских контингентов стала давать сбои. Снова стала повторяться ситуация двух-трехсотлетней давности, когда удельные князья и бояре саботировали призыв князя явиться на службу. К примеру, в июле 1445 г. Василий II выступил в поход на татар, но обязанный ему службой князь Дмитрий Шемяка не явился на зов московского великого князя584.

Великий князь в итоге мог полагаться, как правило, только на свои собственные силы, на свой великокняжеский двор и своих слуг. Численность последнего не могла быть велика. О размерах княжеского двора можно судить хотя бы по такому примеру: в 1461 г. литовский князь Александр Чарторыйский, покинув Псков, не желая присягать Василию II, увел с собою «…двора его кованой рати боевых людеи 300 человекъ, опричь кошовых…», ну а соперник Василия Темного Дмитрий Шемяка имел около 500 дворян585. Вот и получалось, что в сражении с татарами 7 июля 1445 г. под Суздалем войско великого князя московского Василия Васильевича и его вассалов князей Ивана Можайского, Михаила Верейского и Василия Серпуховского насчитывало всего лишь 1,5 тыс. всадников, а в 1456 г. московский великий князь Василий II послал на Новгород 5-тысячную русско-татарскую рать586. И даже в знаменитой Куликовской битве, возможно, участвовало не более 9–10 тыс. всадников с русской стороны – «дворы» Дмитрия Ивановича и союзных ему князей. А ведь это была практически общерусская рать, в которой приняли участие даже новгородские добровольцы!587

Сбор такой рати зависел от слишком многих «но», и на него нельзя было с уверенностью полагаться в случае серьезной внешней опасности. «…Успех всеобщей мобилизации зависел от сотрудничества с удельными князьями и боярами и, конечно, – указывал Г.В. Вернадский, – от отношения к ней народа в целом. Поэтому мобилизация была возможна в тот период только в момент угрозы национальной безопасности (выделено мною. – П.В.)…»588. А если интересы «земли» не совпадали с интересами династии? Ограниченный военный потенциал неизбежно накладывал ограничения и на внешнеполитическую деятельность. Его вполне хватало для войн между отдельными княжествами и для отражения небольших татарских набегов, однако для более серьезных походов его было явно недостаточно.

Однако к середине XV столетия ситуация изменилась. Завершилась русская «война Роз» между Василием II и его племянниками Юрьевичами, и Москва окончательно превратилась в сильнейшее и влиятельнейшее среди всех северо-восточных русских княжеств государство. Золотая Орда давно миновала вершину своего могущества и разваливалась на глазах, Великое княжество Литовское после смерти князя Витовта вступило в пору внутриполитических неурядиц. У Москвы появилась реальная возможность начать экспансию. С переходом же московских князей от обороны к наступлению неизбежно должны были измениться тактика и стратегия ведения войны. Это должно было неизбежно стимулировать перемены и в остальных составляющих военного дела.

Характеризуя процессы изменений в военном деле Российского государства в последующие два с половиной столетия, П.Н. Милюков предложил оригинальную и вместе с тем, на наш взгляд, не устаревшую до сих пор периодизацию развития вооруженных сил России в конце XV – начале XVIII в., вполне укладывающуюся в рамки концепции военной революции. По его мнению, в истории России в этот период можно выделить пять основных этапов военных преобразований: 1490-е гг. (формирование поместной конницы и отрядов пищальников); 1550-е гг. (создание стрелецкого войска и вместе с ним введение более или менее постоянного налогообложения и усложнение вслед за этим аппарата центральной власти); 1620-е гг. (начало создания полков нового строя, дальнейшее совершенствование государственного аппарата и налоговой системы); 1680-е гг. – создание разрядов, и, наконец, военные реформы 1-й четверти XVIII в., завершившиеся созданием постоянной, регулярной армии589.

Примечательно, что более чем полустолетием позже в том же ключе рассматривал историю развития русского военного дела и Р. Хелли, один из немногих западных историков, обративший внимание на своеобразие протекавших в России в конце Средневековья – начале Нового времени процессов коренных преобразований в военной сфере. Он отмечал, что «…пороховая революция в Московии состояла из трех этапов. На первом этапе наблюдалось широкое внедрение артиллерии, которое стало причиной перестройки большей части крепостей… На втором этапе с внедрением ручного огнестрельного оружия появился элитный корпус пехоты – стрельцы. Эта пехота успешно действовала в связке с набираемой из числа мелких и средних служилых людей конницей, появление которой было обусловлено не результатами технологических новшеств, а скорее возможностями примитивной сельскохозяйственной экономики… Третий этап состоял во внедрении целиком и полностью заимствованной на Западе военной технологии и тактики…». Общий итог этой «пороховой революции», по Хелли, выразился в замене всадника поместной конницы, вооруженного саблей, луком и стрелами, на пехотинца с кремневым мушкетом в руках590. Предложенную ими периодизацию в дальнейшем будем использовать и мы, лишь слегка ее скорректировав.

§ 2. «Ex Oriente lux»: «ориентализация» русского военного дела в конце XV–XVI вв.

Итак, первые серьезные перемены в военной организации Руси были связаны с деятельностью Ивана III, создателя Российского государства. Завершение процесса собирания русских земель вокруг Москвы и претензии на «наследство Ярослава Мудрого» обусловили переход от обороны к активной внешней политике, к экспансии и в Поволжье, и на западном направлении, против Казани и Литвы. В специфических условиях восточноевропейского ТВД (с его неразвитой инфраструктурой, редким и бедным населением, огромными просторами) и вполне вероятным одновременным ведением войны на нескольких направлениях Иван нуждался в армии «числом поболее, ценою подешевле». Классическая «ренессансная» армия ему не подходила ни по военным, ни по экономическим соображениям. В XVI в. существенных преимуществ ренессансная военная система над традиционной восточной не имела. Сама жизнь диктовала русским, как нужно было реформировать вооруженные силы для того, чтобы успешно бороться со своим главным противником, литовцами и татарами. Для победы над ними нужно было отказаться от остатков прежней средневековой европейской традиции и, заимствовав тактику и стратегию кочевников, модернизировать ее с учетом последних технических и технологических новинок, в особенности в сфере фортификации и огнестрельного оружия. Овладение новейшими военными технологиями должно было дать русским неоспоримое преимущество над старинными врагами татарами и усилить позиции в конфликте с Великим княжеством Литовским, правители которого также претендовали на власть над «всею Русью». С обретением огнестрельного оружия, писал П. Кеннеди, «…Москва могла утвердить себя как «пороховую империю» и приступить к экспансии»591.

В соответствии с этими требованиями и развивалась военная машина Российского государства в конце XV – начале XVII в. Примерно с середины XV в. в русском военном деле начинает набирать обороты процесс его постепенной «ориентализации», который практически завершается в середине следующего столетия оформлением классической московской военной машины. Принятая последними Рюриковичами на вооружение модель строительства вооруженных сил имела так много черт сходства с той, что именно в это время успешно функционировала в Османской империи, что ее можно даже условно назвать «османской».