Книга Арктическое лето - Дэймон Гэлгут

– Не в моем случае, – ответил Морган. – Я к ним ничего не чувствую.

– Но это же все меняет, – сказал магараджа. – Вам незачем осуждать и стыдить себя.

– Я не знаю, что есть «естественно».

– Вы правы, Морган, – покачал головой Бапу-сагиб. – Мне не следовало пользоваться таким словом.

И, увидев слезы в глазах своего личного секретаря, он поспешил сказать:

– Только не волнуйтесь, не волнуйтесь! Единственное, что меня печалит, – что вы мне все не рассказали раньше. Я мог бы избавить вас от переживаний. Вы можете рассказать мне об этом кули?

Морган, ничего не утаивая, рассказал все. В пылу исповеди он по собственной инициативе поведал магарадже и о таких интимных деталях истории, каковыми были грязные фокусы, с помощью которых он искал облегчения. А когда он закончил, Бапу-сагиб воскликнул:

– Но у вас очень надежное положение!

– Вот как?

– Конечно! Я боялся, что у вас была связь с этим кули. В таком случае могли бы появиться проблемы. Но вы даже не целовались, поэтому не стоит беспокоиться.

Приглушенным голосом, заговорщицки, он продолжал:

– Всегда, когда у вас возникают подобные проблемы, приходите с ними ко мне. Я смог бы найти для вас кого-нибудь надежного среди своих потомственных рабов, и вы спокойно привели бы его в свою комнату.

Увидев выражение лица Моргана, магараджа покачал головой.

– Действительно, что я не очень хорошо отношусь к подобным делам, – сказал он. – Но в вашем случае это совсем другое. И, прошу вас, не занимайтесь самооблегчением. Это ужасно.

– Я хочу еще сказать, – проговорил Морган, – я искренне сожалею о том, что подвел вас…

Он чувствовал себя так, словно происходило его примирение с отцом – отцом, который был на девять лет моложе его самого. И это чувство едва не заставило его зарыдать. И магараджа тоже расчувствовался, но вовремя взял себя в руки.

– Черт побери, – сказал он. – Прекратите, Морган! Все произошедшее нужно воспринимать только со смехом.

Смех, правда, в эту минуту вряд ли был возможен. Но магараджа, сразу же принявшийся размышлять о возможных кандидатах, умело снял неловкость.

– Так-так, – говорил он. – Я не думаю, что вы видели моего слугу по имени Арджуна. Большей частью он находится в Святом храме в Старом дворце; очень изящно сложен, как девушка. Есть один человек на кухне… Но он староват – двадцать восемь лет. Подождите, дайте подумать… Еще есть один юноша, он цирюльник, хотя, как я думаю, занимается и такими вещами. Но сперва нужно удостовериться, не будет ли проблем с этим кули. Я уверен, он не собирался вам навредить.

* * *

Легкость, ощущаемая Морганом все последующие дни, давала иллюзию полной невесомости; чувства же его обострились до предела. Как прекрасен был жаркий сухой воздух! Солнце уже не обжигало кожу. Всем нутром Морган чувствовал приближение сезона муссонов. Время от времени начиналась электрическая гроза с мощными порывами ветра и бьющими в землю молниями. Но гроза никак не могла разродиться дождем, и, когда тучи покидали небосклон, высоко в зените сияло созвездие Скорпиона. Никогда до этого холодные острия звезд не били в его плоть с такой силой, никогда небо не ласкало его так нежно своей широкой ладонью.

Дождь никак не начинался, но и решение проблемы, предложенное магараджей, ни во что не воплощалось. Вскоре после их разговора с Морганом прибыл юноша-слуга, о котором шла речь. Но они с Морганом друг другу не понравились – слуга держался одновременно и заносчиво, и подавленно. Когда Их Высочество поинтересовался, как прошла встреча, Морган отрицательно покачал головой.

– Он вам не понравился? – спросил Магараджа.

– Боюсь, нет, – ответил Морган. – Я очень сожалею…

Бапу-сагиб отмахнулся от его сожалений. Он был раздосадован, но недолго, поскольку отнесся ко всему с юмором, и вскоре сообщил Моргану, что провел тайное расследование, выяснив, что никто при дворе абсолютно ничего не знает. Что еще лучше – юноша-кули был родом не из Деваса. Он прибыл откуда-то из Декана и, как только во дворце закончатся строительные работы, уедет на родину.

– Но вот что расскажите мне, Морган, – сказал ему как-то магараджа. – Мне интересны эти ваши склонности. Вы им следовали в других местах?

– Вы имеете в виду Англию? Нет, дома это невозможно.

– Но во время войны вы находились в Египте. Может быть, вы там приобрели определенные навыки?

Тон его был самый невинный, но глаза сузились. Морган понимал все значение происходящего. Он хотел, конечно, взвалить всю вину на магометан, ответственных за огромное количество зла в этом мире.

– Нет, конечно, – ответил тем не менее Морган. – Ничего подобного в Египте я не встречал.

– О, мне было просто любопытно, – сказал магараджа. Он переменил тему и через минуту они уже говорили о других вещах.

Единственный момент за весь период испытаний Моргана, когда Их Высочество повел себя не лучшим образом. Он не имел права интересоваться тем, что делал Морган за пределами Деваса. Но на время проблема была отставлена, и к ней не возвращались. Новых кандидатов на горизонте не появилось, и эту тему уже не трогали. Казалось, обо всем забыли, но очень скоро из молчания родилось разочарование; дни Моргана вновь стали долгими и пустыми.

Спровоцированное ничегонеделанием, вновь дало о себе знать желание, и Морган испытал его полную власть однажды, когда сидел на заднем сиденье своего экипажа.

У Моргана вошло в привычку ежедневно, лишь только спадала жара, отправляться на прогулку в сад, находившийся в двух милях от дворца. Там он сидел некоторое время под огромными деревьями, росшими на краю пруда, и размышлял. Это место было маленьким островком покоя и уединенных размышлений, выросшим в самом центре безумного хозяйства магараджи, и Моргана, как правило, сопровождал туда тот самый слуга-магометанин, который обычно, оставаясь совершенно невидимым, стоял сзади, на запятках его «виктории». Этим конкретным вечером мысли Моргана были полностью заняты вопросами тела, но поскольку его собственное тело никак не могло соответствовать содержанию его мыслей, к моменту, когда Морган вновь забрался в экипаж, чтобы ехать домой, от бесплодной внутренней борьбы его изрядно лихорадило. Оголенный белесый пейзаж, похожий на тонкое полотно, простирался до самого горизонта, слегка колыхаясь под невидимым ветром. Морган отбросил руку на спинку сиденья, и ему вдруг почудилось, что слуга хочет ее коснуться. Они были совсем рядом, думали об одном и том же, и разделял их лишь дюйм. Мысль, что он легко может преодолеть этот дюйм и дотронуться до стоящего сзади слуги, настолько взбудоражила Моргана, что простирающееся вокруг полотно пейзажа внезапно лопнуло и распалось на тысячи кусков. На мгновение оцепенев и издав сдавленный крик, Морган исторг из себя семя – прямо в брюки, что он должен был скрыть, когда по приезде выбирался из экипажа. Все произошло даже без прикосновения, и только когда он торопливой походкой, скорчившись от стыда, пробирался домой, понял, что это был совсем не тот слуга.