Книга Хищники с Уолл-стрит - Норб Воннегут

Семи пядей во лбу тут не требовалось.

– У янки старой школы есть одна особенность, – ответил я. – Деньги для вас не самоцель. Это всегда что-то другое. Готов поспорить, именно поэтому вы с Эвелин были такими хорошими подругами.

В тот же миг она разжала свою руку – возможно, успокоенная воспоминанием о своей подруге, моей жене. Мы просидели в кабинете Чарли долго, припертые спинами к стене – и в буквальном, и в переносном смысле. И только спустя целую вечность безмолвия я вдруг осознал, что переменилось. Дело в собаках.

– А где Ун, Де и Труа?

– На пути в Бостон, – ответила она. – К моим родителям.

– Правда?

– Они действовали мне на нервы.

Жаль. Мне очень нравилось, как все три таксы усаживались в рядок, вытянувшись столбиком, чтобы поклянчить угощение. «Такая хрупкая», – подумал я о вспышке Сэм. Пятнадцать дней назад она была богата, хоть и понарошку. Сейчас же у нее ни гроша, а скоро на нее обрушится шквал судебных исков. Пожалуй, решил я, мои страхи из-за убийцы Чарли были преувеличены.

Никакое возмездие на свете денег не вернет.

Глава 41

Велогонок в воскресенье не было. Еще не пробило шести, когда я проснулся – сразу же бодрый и злой как черт. Осознание случившегося сверлило мне мозг, превратив его в швейцарский сыр. Мои мысли занимал один-единственный человек.

Фред Мастерс.

Мысленно я видел только Фреда. Фред взмахивает софтбольной битой, Фред смеется, когда я грохаюсь на пятую точку, Фред машет мне на прощание. Да как у кого-нибудь хватит совести навредить ему? Как мог кто-то растратить деньги его безукоризненной матери? Бетти отказывала себе во всем, наскребая средства на тот день, когда ее не станет.

Келемен прибрал к рукам эти деньги, отложенные на черный день. Он набивал свое жирное брюхо обедами по 3500 долларов за ее счет. Форма 1040, и в частности скорректированный валовой доход в 53 тысячи долларов, подтверждают наличие схемы Понци, а вместе с ней и мое подозрение, что Чарли Келемен обманывал друзей. Он стал мне омерзителен.

Калоприемник в подтяжках.

До Фреда Чарли дела не было. Предложение помощи – полная лажа. Чарли изучал синдром Дауна только с одной целью – выманить у Бетти 250 тысяч долларов. Этими деньгами он заплатил Торп. А деньги Сьюзен, наверное, пошли на люстру-осьминога, восточный ковер за 125 тысяч долларов и кто ведает на что еще.

Предложение Чарли в «Вирджилс» преследовало меня прямо-таки неотвязно. «Почему бы тебе не перейти в “Келемен Груп”? – спросил он за ленчем. – Мне нужны люди для роста бизнеса».

У Джона Стюарта{97} есть словечко для такого крушения. Катаклизьма.

Мои мысли упорно возвращались к Сэм. Она лишилась средств, защиты и иллюзий. Как только я сообщу в полицию, новость понесется, как лесной пожар. По мере того как подробности будут выплывать на свет, инвесторы «Келемен Груп» отреагируют сперва с недоверием, потом с ужасом и наконец с гневом. И озвереют до умопомрачения.

И кто ж их осудит? Чарли украл их деньги, злоупотребив их доверием. Они потеряли бдительность, ослепленные жадностью. Я прямо-таки слышал эхо другой эпохи. «Крыса сраная! Крыса сраная!» Инвесторам нужен козел отпущения. Они подадут иски, и Сэм лишится всего, потому что назначенные судом доверительные управляющие ликвидируют трофеи Келемена. Она вот-вот станет «сопутствующими потерями», очередной жертвой происков Чарли.

Замять дело не удастся. Чарли Келемен надул друзей и родных. Он избрал своей мишенью мальчика с синдромом Дауна. Его преступления граничат с бесчеловечным изуверством, и скоро их мерзопакостные подробности заполнят газеты по всей стране. «Нью-Йорк таймс» даст потрясающее разоблачение на первой полосе, навечно закрепив за ним положение антихриста Уолл-стрит. А вот «Нью-Йорк пост» – дело другое.

Мэнди Марис просто-таки подфартило.

Сэм придется поплатиться. Может, поначалу репортеры и будут подбирать выражения. Могут дать хронику горя молодой вдовы. Но рано или поздно они вцепятся ей в глотку.

Перед резней на поле боя всегда тишь да гладь.

«Была ли вдова соучастницей?» Этот вопрос будет у всех на уме, у репортеров на языке, будет подталкивать к обвинительному вердикту суда общественного мнения. Я уже пришел к решению. Сэм Келемен, друг и духовная нянька – не прохиндейка. Она жертва, и она беспомощна.

Покинув ее дом, я ломал голову, сообщать ли полиции. Разоблачение схемы Понци станет толчком для снежного кома проблем Сэм. Защитить ее будет невозможно. Сказать полиции – значит начать ее танец с прессой, ее 15 минут позора.

Ну и что? Выбора у меня нет. Чарли Келемен рассердил не того. Кто-то из таблицы «Инвесторы» вскрыл преступление. И у сделавшего это появился мотив для убийства. Я больше не считал, что Сэм в опасности. У нее нет денег, нет драгоценностей и ничего ценного для обманутого убийцы.

Так или иначе, а Фитцсиммонс и Маммерт должны узнать.

В то воскресное утро я решил, что полиция может обождать еще пару часиков. Было еще рано, а мне лучше всего думается на велосипеде. Пока бравые бостонские молодчики проснутся, я успею отмахать миль тридцать, а то и сорок. Тем более не факт, что Фитцсиммонс и Маммерт остались в городе и на выходные. Мне нужно было подумать и поработать педалями. Коктейль из скорости и молочной кислоты придаст моим мыслям четкость, а членам – упругость.

* * *

Жизнь в одиночестве подстегивает чудачества. Взять хотя бы мой случай. Около 6.30 утра я разговаривал со своим велосипедом.

– Давай прокатимся, «Кольнаго».

Июльский воздух, еще свежий от ночного дождя, уже намекал на грядущую неистовую влажность. Уличное движение, повседневный режим водительской анархии города, еще не набрало обороты. Желтых такси нигде не было видно. Пока город спит и ньюйоркцы еще приходят в себя после субботнего вечера – лучшее время, чтобы тронуться в поездку. Автомобилисты будут множиться. И с наступлением дня их раздражительность взмоет под небеса.

Единственным движущимся транспортным средством была желтовато-зеленая «Веспа». Цвет, хоть и металлик, напомнил мне материнский пирог с лаймом. Водитель мотороллера, со стрекотом катящего по Сентрал-Парк-Уэст, смахивал на мультипликационного персонажа – здоровенный и накачанный, его чудовищные грудные мышцы бугрились под черной рубашкой-поло. Крохотный мотороллер надрывался под его громадной массой, и его моторчик зудел, как назойливый комар.

Всего на миг это несоответствие показалось мне смешным. Больше ни одного транспортного средства на улице не было. Когда комариный писк двигателя стих вдали, покой раннего утра и пустынного города подействовал на меня умиротворяюще.