Книга Хищники с Уолл-стрит - Норб Воннегут

– Чтобы добиться полной уверенности, мне нужно посмотреть ваши налоговые декларации.

– Зачем?

– Никто не декларирует ворованные деньги как доход, – пояснил я.

Спасибо тебе, «Закон и порядок».

– Наши деньги пропали? – поинтересовалась Сэм, чуть ли не умоляя меня сознаться в ошибке и яростно дергая за бретельку лифчика.

Чертова штуковина того и гляди порвется.

– Не знаю. Давай поглядим формы десять сорок. – Я взял ее руку и утешительно пожал.

Сэм повела меня наверх, в кабинет. Она молчала, а ступени особняка в Гринвич-Виллидже стонали от нашего веса. Наверное, под неуклюжими шагами ее 230-фунтового мужа подступенки молили о пощаде.

Стены кабинета были увешаны черно-белыми фото когорты Чарли, удравшими со светских страниц «Нью-Йорк таймс». Почти все на снимках были в смокингах или вечерних платьях. Многие держали стаканы с шотландским, предъявляя камерам широкие белозубые улыбки. На одном Бетти и Сэм крепко прижимались к Чарли с боков, и все трое орали в объектив. Это был замечательный момент, как и многие другие.

Почему же дом кажется настолько другим?

Я искал взглядом свой любимый снимок, семи– или восьмилетней давности, один из немногих сделанных под открытым небом. Капитан рыболовного катера с трехдневной щетиной и такой морщинистый, что сушеный чернослив по сравнению с ним кажется безупречно гладким, в окружении тесно сгрудившихся Сэм, Чарли, Эвелин и меня. Мы зафрахтовали его катер. В тот день морской волк хлебал персиковый шнапс, чествуя нас марлиновыми воспоминаниями из своего «легендарного» прошлого. Ни персиковый шнапс, ни рыбацкие байки не радовали нас тогда в открытом море, но теперь мне было приятно видеть Эвелин.

Сэм заметила, что я мешкаю. Может, прочла мои мысли. Потерлась о мое плечо, и ее прикосновение послужило сигналом о прекращении огня после недавней перепалки. Эта полуласка говорила: «Давай покончим с этим».

– Наши десять сорок здесь. – Сэм открыла нижний ящик старинной картотеки. Местами роскошную патину красного дерева портили россыпи сколов, почерневших от времени и употребления. Картотека выглядела как трофей одного из субботних мародерских набегов Чарли. Он отличался изысканным вкусом, а Сэм знала, где именно искать. Она вручила мне тоненькую папку.

– Я наткнулась на эту папку, когда искала банковские выписки.

Налоговые декларации Келеменов ничуть не походили на подаваемые богачами. Никаких K-1{95} или приложенных документов. Никакой показухи, призванной заставить агентов налоговой отступиться. У этой парочки не было даже перечня налоговых вычетов по форме A{96}. Весь мир заполняет, а они – нет. Скорректированный валовой доход, строка 37 формы 1040, ошарашила меня.

Сэм заметила, что я с первого раза не поверил собственным глазам.

– Что ты нашел? – поинтересовалась она.

– В прошлом году вы задекларировали доход в пятьдесят три тысячи долларов. – В тот миг я вычеркнул из головы еще теплившиеся сомнения в виновности Чарли. Перед глазами встал образ Фреда Мастерса, звезды хоум-ранов.

Игра окончена, Карло.

– Будь он проклят! – взвыла Сэм. – Да Чарли в месяц тратил пятьдесят три тысячи!

Не без помощников.

Чтобы потратить 53 тысячи долларов в месяц, нужно поднапрячься. А Чарли «Карло» Келемен был в этом докой. Он был одержим покупками, преподнося чуть ли не абсурдно дорогие подарки. Однажды, гостя в Джорджии, он презентовал хозяину кондиционер – массивный заоконный агрегат, выдававший 12 тысяч британских тепловых единиц. «У них в гостевой спальне жарче, чем посреди асфальтового шоссе в июле», – пожаловался он Сэм. Несомненно, она в оценке не ошиблась.

– Наверное, никаких активов у «Келемен Груп» нет, – наконец промолвил я. – Все ваши вещи оплачены деньгами инвесторов.

– Ой, да брось! – возразила она. – Мои родители тоже инвестировали. – И тут Сэм вдруг обмякла, как марионетка с обрезанными нитками. Мягко съехала спиной по стене, крепко плюхнувшись на деревянный пол.

Чарли водил ее за нос, решил я.

Сидя, она подтянула колени к подбородку. Защитная поза эмбриона оградила Сэм от моих слов и секретов Чарли. Сев рядом, я обнял ее одной рукой, вдруг обратившись в посланца доброты и всепонимания.

Или сугубо реалистичного дерьма. Я нагромоздил груду изобличающих улик. Был лишь один способ укрепить ее решимость. Беды Сэм только начинаются.

– Погляди-ка на это…

Пошарив в кармане, я извлек письмо Лайлы Приоло, а заодно и таблицу «Инвесторы». Рассказал Сэм всю историю: о своих опасениях из-за погашения, о поддельных рекомендациях и разговоре со Сьюзен Торп. На подробности я не скупился.

– Что же мне делать? – спросила она.

– Я бы для начала нанял адвоката. Поповски может порекомендовать подходящего защитника.

Сэм поглядела на меня с недоумением.

– А мне-то он зачем? Я ничего плохого не сделала.

– Ты-то – нет, а вот Чарли сделал. Люди будут вне себя, – пояснил я, для вящего эффекта продемонстрировав таблицу. – Они подадут иски – все, кроме одних. Может быть.

– Моих родителей? – предположила Сэм.

– Именно.

– Но почему ко мне?

– Не знаю, что хуже – потерять деньги или чувствовать себя в дураках, потому что кто-то обвел тебя вокруг пальца.

– А почему ко мне? – повторила она.

– Из мести. Чарли нет, так что мишенью стала ты. Суды могут принудить тебя продать все свое имущество – картины, восточные ковры и даже драгоценности.

– Я не могу найти своих драгоценностей.

– Ну да, конечно.

Мы молча сидели под всеми этими фотками славного времяпрепровождения Чарли. Сидели долго, не проронив ни слова. Нарушили молчание лишь раз, и эта инициатива принадлежала мне.

– Звонок в полицию я беру на себя.

– А зачем туда звонить?

– У каждого из значащихся в этом списке был повод скормить Чарли акулам.

– А мое имя там есть? – сердито спросила Сэм голосом, буквально сочащимся угрозой.

– Не усугубляй, – осадил ее я. – И еще одно.

Как сказать ей это?

– А именно? – уточнила она.

– Я вот все думаю, не считает ли убийца Чарли, что ты к этому причастна?

Сэм крепко, настойчиво вцепилась мне в плечо и заглянула мне в глаза. Казалось, эти голубые радужки никогда не были более прекрасны.

– А как по-твоему, Гроув?