Книга Белая гардения - Белинда Александра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, русские, — подтвердила я.
Похоже, она расстроилась, но все равно улыбнулась.
— Когда будете готовы, скажите и я выключу свет.
— Меня зовут Аня Козлова, а мою подругу Ирина Левитская, — устало произнесла я и стала укладывать Ирину на шаткую койку. Затем я засунула чемоданы под кровать (я заметила, что все держали свои вещи там). — Мы русские из Китая.
Женщина немного расслабилась.
— Рада познакомиться, — отозвалась она. — Меня зовут Эльза Леманн, и завтра вы узнаете, что все остальные в этом бараке меня ненавидят.
— Почему? — удивилась я.
Женщина покачала головой.
— Потому что они польки и венгерки, а я немка.
Признаться, я растерялась и не знала, как продолжить разговор, поэтому отвернулась и занялась кроватями. Каждой из нас выдали четыре армейских одеяла и подушку. На улице дул прохладный ветер, но в помещении воздух был тяжелый. С трудом дыша, Ирина спросила, что сказала женщина, и мне пришлось объяснить, в каком положении находится Эльза.
— Она тут сама? — поинтересовалась Ирина.
Я перевела ее вопрос Эльзе, и та сказала:
— Я приехала с мужем, он врач, и сыном. Их послали в Квинсленд на вырубку тростника.
— Сочувствую вам, — отозвалась я и подумала: «Какой смысл правительству Австралии приглашать к себе семьи со всего мира, чтобы потом разлучать их?»
Я помогла Ирине застелить кровать, потом занялась своей. Когда мы переодевались в ночные рубашки, я почувствовала, как ужасно пахли наши ноги и белье. Эльза уже спала. Я тихонько подошла к ее кровати и выключила свет.
— Завтра, я думаю, мы выясним, любят здесь русских или ненавидят, — пробормотала Ирина. Ее веки смежились, и она погрузилась в сон.
Забравшись в свою кровать, я укрылась простыней, потому что для одеяла было слишком жарко. Я была совершенно разбита от усталости, но сон не шел. Некоторое время я ворочалась, пытаясь уснуть, а затем открыла глаза и стала смотреть в потолок, прислушиваясь к прерывистому дыханию Ирины. Если австралийцы забрали у Эльзы мужа и сына, то нас с Ириной они разлучат, не задумываясь ни на минуту. К тому же если они послали врача рубить тростник, то какую работу они найдут для нас? Я сжала виски ладонями и, пытаясь прогнать мрачные мысли, стала думать о матери. Что бы ни ожидало меня впереди, нужно быть сильной.
Неожиданно раздался глухой стук. По жесткой крыше пробежало какое-то животное. Между стеной и потолком была небольшая щель, заделанная мелкой проволочной сеткой. Я догадалась, что эта сетка была установлена там специально, чтобы не дать тому, кто только что пробежал по крыше, пробраться внутрь, и вцепилась руками в края кровати, ожидая услышать новые звуки. Скрипнула кровать Ирины.
— Ты не спишь? — прошептала я.
Но подруга лишь сонно вздохнула и перевернулась на бок. Вверху еще два раза стукнуло, послышалось царапанье когтей о металл. Я натянула простыню до самого подбородка и попыталась хоть что-нибудь рассмотреть в темном окне, но смогла различить лишь силуэты далеких гор и несколько звезд на небе. Наконец усталость взяла верх над страхом и я уснула.
Утренний свет мерцал на потрескавшейся краске, которой был окрашен дощатый пол. Начало нового дня ознаменовалось петушиным криком. Где-то неподалеку фыркнула лошадь, заблеяли овцы. Я протерла глаза и села на кровати. Ирина лежала с зажмуренными глазами, как будто изо всех сил сопротивлялась, не желая просыпаться. Все остальные еще крепко спали. В бараке было душно и жарко. У моей кровати, на стене между двумя досками, была небольшая щель, через которую пробивался яркий свет, отражающийся от жестяных крыш и забора. Рядом с бараком стоял грузовик, под ним свернулась в клубок грязная овчарка. Собака навострила уши, когда почуяла, что я смотрю на нее. Она шевельнула хвостом и гавкнула. Я поскорее снова улеглась, мне не хотелось, чтобы лай разбудил всех вокруг.
Когда солнце поднялось выше, наши соседки начали потягиваться и сбрасывать с себя простыни, появляясь на свет, словно гусеницы из коконов. Я сказала Эльзе «доброе утро», но она отвела взгляд, взяла халат, полотенце и поспешила к выходу, Остальные женщины, которым на вид было от двадцати до сорока лет, удивленно рассматривали меня, не понимая, когда мы с Ириной появились в их бараке. Я поздоровалась и попыталась представиться. Некоторые улыбнулись, а одна девушка, которая говорила по-английски, — правда, не так бегло, как я, — сказала, что неудобно, когда все говорят на разных языках.
Ирина привстала на подушке и пригладила рукой волосы, Глаза у нее заплыли, а губы пересохли.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила у нее я.
— Не очень хорошо, — прохрипела она, с трудом глотая слюну. — Я останусь в постели.
— Я принесу тебе еды. Ты должна поесть.
Ирина покачала головой.
— Только воды, прошу тебя. Не приноси того супа.
— А как насчет бефстроганова с водкой?
Ирина улыбнулась и снова опустила голову на подушку, прикрыв глаза ладонью.
— Иди и разведай, что такое Австралия, Аня Козлова, — произнесла она. — Когда вернешься, расскажешь мне.
У меня не было ни халата, ни пеньюара. У меня даже не было полотенца. Но я больше не могла выносить мускусного запаха своих волос и давно немытого тела. Я взяла самое чистое с виду одеяло из тех, что нам выдали, и кусок мыла, который и привезла с Тубабао. Их я показала девушке, которая говорила по-английски, в надежде, что она поймет, чего я хочу. Она указала на карту, прикрепленную к двери. Санитарно-бытовой блок был отмечен красным крестиком. Я поблагодарила ее и, достав из чемодана последнее свежее платье, вышла на залитый солнцем двор.
Все казармы в нашем лагере были одинаковыми. На некоторых окнах висели занавески, кое-где из камней были выложены клумбы, но ощущения оседлости и добрососедства, как на Тубабао, не было. Впрочем, там были одни русские. А в Австралии я пробыла всего день и уже столкнулась с конфликтами на расовой почве. Странно, почему нас не разбили на группы по национальностям, ведь так и нам легче было бы общаться, и им руководить нами. Но тут я вспомнила, что на наших идентификационных карточках было использовано выражение «новый австралиец», а значит, нас хотели ассимилировать. Я подумала, что за странный термин «новый австралиец», но потом решила, что он мне нравится. Я хотела быть «новой».
Мое бодрое настроение улетучилось, как только я открыла дверь санузла. Я чуть было не ступила прямо в наполненный доверху унитаз, но меня, к счастью, остановил отвратительный запах. Я закрыла нос одеялом и с ужасом обвела взглядом помещение. В кабинках не было дверей, низкие унитазы, вокруг которых летали жирные мухи, стояли в лужах мочи. Повсюду были следы испражнений и использованная туалетная бумага. В лагере было два унитаза со сливом, но этого явно не хватало для всех, кто здесь жил. «Они что, держат нас за животных?» — крикнула я и выскочила из туалета на свежий воздух.