Книга Кровь Джека Абсолюта - Крис Хамфрис

Ну, подумал он, это уже почти разговор.

Установив щит на место, он постоял, свыкаясь с холодом, тут же нащупавшим в его одеянии много лазеек. Ветер не унимался, продувая каньон, но пурги не было, и это бодрило.

Обычно роль отхожего места у них играло углубление в почве, выбитое давно пересохшим притоком ручья, однако со временем оно приобрело не очень-то презентабельный вид, да и отсутствие снегопада манило пойти прогуляться. Хоть на часок убраться подальше от замкнутого пространства с неразговорчивым мрачным соседом, чье молчание и взгляд, уставленный в одну точку, заставляли задуматься, а все ли в порядке у него с головой. Да и с самим Джеком начали происходить странные вещи. Например, утром ему отчетливо показалось, что пеммикан приобрел вкус «куропатки, приготовленной по индийским рецептам», а от воды весьма стойко и резко запахло «портером самых лучших сортов».

Он прошел весь каньон, потом взобрался на холм и постоял у берлоги, вспоминая о том, как за ним гнался медведь. Затем, встав к ветру спиной, помочился, получив глупейшее удовольствие от того, что ему удалось вывести на снегу свое имя.

Что-то привлекло его взгляд на продутом ветрами пригорке. Что-то явно темнело там, торча из девственной белизны. Подтянув штаны, Джек двинулся в том направлении. Прилагать излишних усилий ему не хотелось, так что он принялся скрести наст палкой. Это заняло какое-то время, но в конце концов в руках его оказался ранец, который он позаимствовал из церкви Святого Франциска. Промерзшая застежка сдалась не сразу, со скрипом, после чего из ранца выпал прямоугольный брусок.

— «Гамлет, принц датский», — прочел он вслух.

Под названием была приписка, выведенная твердой рукой матери: «Все истины здесь. Найдите их, принц».

Джек грустно улыбнулся, представляя, как мать обедает в одиночестве, ожидая известий от обоих своих мужчин, пропадающих на войне. Затем ему неожиданно вспомнилось еще кое-что, и, обдув с книги иней, он бережно открыл последнюю страницу.

Клочок бумаги, в который Клотильда завернула свой последний подарок — половинку шиллинга, отобранную у него абенаки, — был все еще там. На нем темнело торопливое: «La moitie de ma coeur».

Джек выпрямился, не обращая внимания на леденящий ветер. Сейчас его не было здесь — он находился на Трифт-стрит, в уютной гостиной и потихоньку переговаривался со своим божеством через стол, украдкой касаясь ногой ее ножки, а за распахнутой дверью работали месье Гвен и его родственник Клод. Клод, теперь сделавшийся партнером месье Гвена и мужем той, кого Джек продолжает любить.

Он шел по лесу, и слезы текли из глаз, превращаясь на морозе в мелкие бусинки. Ветер крепчал, обещая новые снегопады.

Когда он пришел, Ате хмыкнул:

— Ты забыл про дрова.

Забыл. Так оно и было.

— Я… я схожу за ними попозже, — сказал он, придвигаясь к костру.

Пальцы тут же начали отогреваться, по ним заструилась кровь, пронзая плоть тысячами незримых иголок.

Чуть позже, хлопнувшись на бревенчатый настил, служивший им обоим постелью, Джек полез в сумку, достал книгу и принялся отогревать и ее.

Напротив задвигались. Джек не повел и бровью.

— Что это?

— Книга, — был ответ.

В конце концов, лаконизм присущ не одним лишь могавкам, и кое-кому пора дать о том знать.

Вновь молчание. Джек подбросил в огонь еще одно увесистое полешко, пламя охватило его, по ветру полетели искры, а книга утратила льдистую твердость. Страницы ее приятно похрустывали.

— Эта история не придумана автором, но откуда он взял ее, мне неизвестно, — прочел Джек вслух первую фразу предисловия Александра Попа.

Он умолк, весь погруженный в чтение.

— Ты ходил в книжную лавку?

Вопрос и одновременно шутка! Это уже кое-что.

— Она обнаружилась в ранце. Возможно, ее туда сунул Джотэ.

Джек с нарочитым безразличием перевернул очередную страницу. Вникнуть в смысл текста ему не дали.

— Что это за книга?

— Это пьеса. «Гамлет». Ее написал Вильям Шекспир. Для театра. Ты был в театре?

— Слышал, — кивнул могавк. И после длинной паузы добавил: — Но никогда не бывал.

— Жаль.

Ате неожиданно подался вперед.

— Ты ее мне прочитаешь.

Это было не просьбой, а требованием, и Джек поднял глаза.

— Интересно, с чего бы? Ты ведь не согласился учить меня своему языку.

— Нет. Потому что я говорю по-английски, а тебе нечего было предложить мне взамен. — Ате ткнул пальцем в книгу. — А теперь есть.

Джек задумался. Ветер усиливался, вновь неся с собой снег. Зима была ранняя, она только начиналась, и до конца ее было весьма и весьма далеко.

— Ладно. Я буду читать тебе. А ты будешь учить меня языку ирокезов?

Ате кивнул, потом спрятал глаза.

— Мне нечего тебе дать, — пробормотал он еле слышно. — Буквы я разбираю. Но слова складывать не умею. Может быть, ты научишь меня и читать?

После секундного размышления Джек кивнул, и могавк с благоговением взял в руки мятый, лишенный обложки томик, словно воплощенное средоточие всех в мире тайн.

— О чем она? — спросил он наконец.

Джек подумал.

— О призраке, — сказал он.

Ате выронил книгу.

— О призраке? Мы называем такое «якотинеронхста». Оно приходит из селения мертвых, чтобы красть души людей. — Он задрожал. — Якотинеронхста.. — это плохо.

Джек поднял книгу, стряхнул с нее мусор. Потом с большой твердостью в голосе заявил:

— Плохо не будет. Этот призрак… хороший.

Ветер за щитом-дверью неожиданно взвыл, то ли попав в какую-то выемку, то ли отслоив плохо державшуюся щепу. Тон воя резко повысился и опал. Потом взвыло снова. Ате опять вздрогнул.

Джек, улыбнувшись, начал читать.

— Кто здесь? — продекламировал трагически он.

Ате оглянулся на дверь, потом посмотрел на Джека и, увидев, что тот смотрит в книгу, придвинулся ближе.

— Онка нон ви, — сказал он.

Они поглядели друг на друга и повторили начальную фразу. Каждый из них произнес ее на чужом языке.

Глава 8

ПУТЬ В НЕИЗВЕДАННОЕ

Глядя на полуголого дикаря, мечущегося среди серебристых березок, Джек поплотнее закутался в медвежью шкуру и вновь задумался о чудодейственной силе драматургии. Если в повседневности Ате был по-прежнему замкнут и молчалив, то сцена, которую они соорудили из бревен и снега, превращала его в образчик ораторского красноречия. Он буквально влюбился в текст пьесы, который не уставал толковать.