Книга Черные небеса. Заповедник - Андрей Тепляков

Родители объяснили им, что, сколько не корми дикого зверя, он никогда не станет человеку другом, и обязательно придет день, когда он покажет клыки. Ни Ной, ни Гусев не поверили в это тогда, и ревели, как оглашенные.

Ной не верил и сейчас. Проблема заключалась вовсе не в собаке. Она была в людях, страхе и отсутствии потребности любить.

Вот и все.

Ной вошел в подвал. Лампа давно погасла, и он прихватил другую. Вместе с ней, в левой руке он держал флягу, в правой — тарелку с кашей. Кочергу он спрятал под курткой так, чтобы, в случае опасности, можно было быстро ее вытащить.

Почувствовав свет и шаги, девчонка завозилась в углу и снова придвинулась к стене. Ной поставил лампу на пол, рядом опустил тарелку и ложку.

— Ешь, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и дружелюбно.

Она не шевельнулась. Испуганно и настороженно глядела на него. Ной взял ложку, зачерпнул каши и отправил ее в рот. Проглотил и облизнулся. Потом открутил колпачок с фляги и глотнул. Поставил открытую флягу рядом с ящиком.

— Ешь, — повторил он и отступил на шаг.

Она несколько минут нерешительно переводила взгляд с Ноя на тарелку и обратно. Видно было, что ей очень хочется добраться до каши, но страх останавливал ее. Ной терпеливо ждал. Наконец, она приподнялась и очень медленно подползла к тарелке. Принюхалась, почти уткнувшись носом в кашу. Быстро вскинула голову, глядя на Ноя. Тот стоял не шевелясь. На лице ее появилось комичное выражение удивления и радости. Она встала на четвереньки, выставив в сторону больную ногу, и принялась, чавкая, есть прямо из тарелки, как делал тот пес.

— Ну и свинья же ты.

Она быстро подняла голову. Перепачканные кашей губы и щеки делали ее похожей на маленького ребенка, который первый раз сунул лицо в свой обед. Ной улыбнулся. Она нахмурилась, наклонила голову к плечу, а потом вдруг улыбнулась в ответ и снова занялась кашей.

Ной сел на пол.

— Надо тебя как-то окрестить, — сказал он.

Она опять подняла голову, быстро глянула на него и вернулась к еде.

— Может быть, назвать тебя Вера? Нет, какая там Вера… Или Варвара?

В памяти возникла прислуга в доме Гамовых. Ной помрачнел. Девчонка ела, громко сопя и чавкая. Тарелка загремела по полу: она слизывала с краев остатки каши. Подняла голову. Вымазанные губы растянулись в улыбке. Ной не смог удержаться и тоже улыбнулся. Он взял флягу, сделал еще один глоток и протянул флягу ей. Она схватила ее двумя руками, резким движением сунула горлышко в рот, стукнув им о зубы, и стала пить быстрыми глотками.

— Я буду звать тебя Принцесса, — сказал Ной. — Именно на нее ты сейчас меньше всего похожа. Но именно ее я из тебя сделаю.

Он показал на девчонку пальцем. Она отшатнулась, все еще продолжая жадно сосать из фляги.

— Принцесса, — сказал Ной.

Потом ткнул себя в грудь.

— Ной.

Снова указал на нее и стал повторять, крутя пальцем.

— Принцесса. Ной. Принцесса. Ной.

Она засмеялась.

Ной заправил лампу и взял из комнаты дырявый тулуп и одеяло. Когда он снова спустился в подвал, Принцесса спала, свернувшись клубком рядом с тарелкой. Услышав шаги, она встрепенулась и села.

— Ной принес одеяло срам твой прикрыть. Да и погреться тебе не повредит.

Он положил тулуп перед ней и похлопал по нему ладонью.

— Ложись, — сказал он. — Будет тепло.

— Те-ло, — старательно повторила Принцесса.

— Да. Клади свое тело. Вот так.

Ной улегся на тулуп, всем своим видом показывая, как ему хорошо, потом встал и указал пальцем сначала на девушку, потом на тулуп.

— Ложись. Тепло.

Принцесса встала и неловко, передвигаясь боком на карачках, забралась на тулуп. Едва оказавшись на нем, она упала на свалявшийся мех, приникнув к нему всем телом.

— Те-ло, — сказала она.

Голос прозвучал хрипло и низко. Ной укрыл ее одеялом, удерживая рукой, чтобы она не вскочила.

— Тепло, — повторил он. — Спи. Завтра снова придет Ной.

— Ной, — откликнулась Принцесса, глядя на него из-под одеяла блестящими глазами.

Ной взял погасшую лампу, тарелку и флягу, и вышел, заперев дверь засовом из кочерги.

Он спал и видел сон.

Он стоял на борту грандиозного деревянного корабля и смотрел вниз на причал. Там собралась толпа. Все толкались и кричали, чтобы он спустил сходни. Ной глядел на них, не трогаясь с места. Небо за спинами людей постепенно и неотвратимо охватывала тьма. Она сгущалась от туманной дымки к густой черноте. Черные небеса, они грозили поглотить тех, кто остался на берегу.

Чьи-то руки подняли над толпой ребенка. Он был совсем маленький и громко верещал от испуга. Внимание Ноя сосредоточилось на нем.

— Его зовут Япет, — раздался женский крик. — Япет!

Что-то дрогнуло в душе Ноя. Он смотрел на этого ребенка и не мог оторвать глаз. А женщина все кричала и кричала, повторяя имя вновь и вновь.

Ной опустил руку и повернул рычаг. С громким лязгом сходни опустились на причал, и толпа хлынула на корабль, словно бурлящая река. Она изливалась в нутро Ноева ковчега и не было ей конца. Корабль стал оседать в холодную белую воду. Вода поднялась до сходень, но люди не останавливались, наполовину вплавь они стремились к спасению. Тяжелые волны перехлестнули через борта, корабль накренился и плавно скользнул в бездну.

11

Алон вошел в свою хибару и тщательно затворил дверь. Ветер снаружи завывал и бил в стены, они потрескивали, постукивала на крыше старая доска, которую Алон давно уже собирался укрепить, но все не доходили руки. Он стянул рукавицы, подобрал в углу несколько поленьев и занялся растопкой печки.

Он действовал автоматически. Мысли старика были заняты словами милиционеров, которые приехали сменить на ночь своих коллег в Квартале. Они рассказали Алону о том, что произошло на центральной площади Города.

Сожжение на костре. Впервые за долгие-долгие годы.

Алон еще помнил рассказы своей бабки о том, как становился Город. Эта история передавалась у них в семье от поколения к поколению. Со смертью Алона, она должна была кануть в забвение, Но случилось иначе — история повторилась.

В стародавние времена, еще до появления Совета, Квартала и Лабораторий, Город был лишь горсткой людей, которые пытались выжить, найдя себе убежище на развалинах мира. Перед лицом вечного голода и вечной зимы, они строили, камень за камнем, Город. Людей становилось все больше, им делалось тесно. Появилось множество банд, расцвело насилие. В те времена жизнь человеческая стоила лишь миску безвкусного концентрата, и Город затопила кровь, ее поток почти смыл остатки человечества на этой земле. И тогда одна из сильнейших группировок провозгласила канон христианского смирения. Каждый, кто не принимал его условий — немедленно умерщвлялся. Сначала канон насаждался силой оружия, а потом запылали костры. За время наведения порядка, население Города уменьшилось втрое, но те, что остались, сделались монолитны и тверды, как гранитный камень. Люди, взявшие Город железной рукой, вырвали его из затяжной агонии. Они начали строить, начали добывать еду и делать машины. Они создали Совет, Квартал и Лаборатории. Они стали отцами-основателями. Они превратили Город из каменной пустоши, где люди охотились друг на друга, в сплоченную, сытую и растущую общину.