Книга Амалия и Золотой век - Мастер Чэнь

— Слушай, ты потратила на этот чертов балаган кучу денег. Тебе дешевле было приплыть к нам на Западное побережье первым классом и просто пойти послушать Руди. И даже притом, что этих денег у тебя девать некуда, — зачем? Чтобы с музыкой поймать япошонка в перьях на голове? А почему бы местным копам не пристукнуть его в первой попавшейся канаве, если уж он, как я понимаю, шпион? И не маленький, если ты взялась за это дело? Да-да, не смотри на меня, с тобой давно все ясно. И все же — зачем весь этот мюзикл?

Я смотрю на счастливую толпу, на Тони, который говорит о чем-то с генералом, обнимая Элистера за плечи, — ну конечно, Тони же теперь профессор в том самом Уэст-Пойнте, где бог войны был начальником не так уж давно… Есть о чем поговорить.

— Магда, — говорю я. — Шпионы еще будут. И будут револьверы, аэропланы и корабли. Но есть вещи поважнее. Скажи, если здесь что-то начнется, начнется по-настоящему, — на чьей стороне окажутся все эти люди? А если, хуже того, начнется у меня дома — на чьей стороне будут подданные моей империи, о которой здесь без смеха никто уже не говорит? Я тут почитала некоторые документы, насчет возвращения всяких народов обратно в Азию. А если это сработает? Где тогда будем мы с тобой?

— Это так серьезно? — Магда внедряет сигарету в длинный мундштук и отставляет его в сторону. — Это близорукие япошата в своих очках куда-то полезут? Мало им Маньчжурии? Ты что-то знаешь?

— Не знаю. Но что-то будет.

— И это значит, и наши идиоты будут воевать? Слушай, мы только-только, ну всего два года как отошли от ужасов сухого закона. Посмешище всего мира. Хуже войны. Ты можешь представить Мэри Пикфорд, пьющую лягушачий шампунь, не менее чем «Дом Периньон», из чайника и чайной чашки? А ведь было. А тут еще и война. Ведь ты об этом говоришь?

— Об этом, Магда. Об этом. Но не о твоей Америке. О моем мире. Понимаешь, должно быть что-то, за что люди будут драться. За то, чтобы любой ценой вернуть золотой век, золотой для богатых и бедных. И что это такое? Вот этот праздник они не забудут. Я сделала что могла. А дальше — пусть думают и помнят.

— Да уж… — цедит Магда, прислушиваясь к чистым аккордам меди.

А на нас накатывается толпа масок, чуть не затоптав.

— Вики! — восклицаю я. — Вас нельзя не узнать. Эти три бриллианта на шее — все равно что личная подпись!

— Спасибо, дорогая Амалия! — смеется она из-под маски. — Послушайте, а как у вас это здорово получилось — леди Амалия, сэр… как его зовут? А ведь из вас вышла бы настоящая леди. А эти ордена у вашего кавалера — блеск! Настоящий рыцарь.

— Вики, — скромно опускаю я взгляд на свою шелковую сумочку и руки в длинных перчатках. — Вы удивитесь. Но пока я изучала здесь, с вашей помощью, коммерческие возможности вашей новой страны, Элистер ездил в Лондон получать последний из этих орденов. Они все настоящие, Вики. Он теперь и правда рыцарь. Одним из первых указов нового короля. И, соответственно, я… Но я благодаря вам никогда не забуду, кто я такая на самом деле. Местиса. Я правильно выговариваю?

На ее лице маска, но мне почему-то кажется, что Вики эта новость несколько ошарашивает. И необязательно приятным образом.

— Очень идет ему это «сэр», твоему рыцарю, — замечает басом Магда, выпуская струйку дыма. — Красивый мальчик. Слушай, получается что — он встречался с вашим новым красавцем-королем? Вот как ты со мной? Вау.

22. Последние тайны

— Элистер.

Он полусидит в постели, его глаза смотрят на меня — неподвижные, странно темные.

— Элистер, это настолько страшно?

Он пожимает плечами, машинально дергая себя за волоски на груди — среди них, как и на висках, есть несколько седых.

— Элистер, — говорю я с тяжелым вздохом. — Сейчас я тебя кое о чем попрошу. Но сначала… Вспомни самый жуткий день в твоей жизни. Тогда, на лайнере, подходившем к Лондону. Когда жена сказала тебе, что уходит. А она была последним, что у тебя оставалось после всей той истории. Когда было хуже — тогда или сейчас?

Он снова пожимает плечами.

— И теперь вспомни, о чем ты мечтал, когда Уильям Эшенден нашел тебя, в виде молодой развалины, и подарил тебе новую жизнь. Ты мечтал стать живой легендой. Ты мечтал, чтобы они все еще раз увидели тебя — в орденах за храбрость и ум, а может, и с титулом. Потому что ты лучший из всех.

— Это было позже, — отрешенно замечает он. — Когда Эшенден меня нашел, я мечтал найти деньги, чтобы еще выпить.

— Понятно. И ты стал легендой. И ты стал рыцарем. Черт возьми, ты сделал это все и больше, ты сделал невозможное — женился на мне, евразийке, и даже перешел в мой католицизм. И оказалось, что тебе — можно. Хочешь зайти выпить в тот клуб, где тебе перед отправкой в Лондон подарили большую пудреницу за трусость? Это ведь было в Сингапуре, так? Когда ты туда войдешь, они все встанут, чтобы чокнуться с тобой. Мы там окажемся через неделю, мне кажется.

— Тех людей там больше нет, наверное, — равнодушно говорит он. — Но ты меня хотела о чем-то попросить?

— А, ну да. Я хочу тебя попросить, чтобы ты — если когда-нибудь со мной случится самое страшное, если исполнятся все мои мечты и новых не будет, — чтобы в этот жуткий день ты обнял меня и долго гладил по голой спине. Ты ведь будешь тогда со мной?

— Я сейчас с тобой. И я могу это сделать прямо сейчас, — произносит он уже другим голосом, после паузы.

— По крайней мере то, что я тебе еще очень нравлюсь, моя голая спина и другие голые части тела поняли после твоего приезда очень даже хорошо, — бормочу я, забираясь обратно в постель. — Не так уж ты распался на части, чтобы… А спешить нам и правда сегодня некуда. И как же это здорово. Это не конец твоей жизни, Элистер. Даже не вершина ее. Они тебя еще позовут. Куда же они денутся.

— Так что же, моя дорогая, ты так и не сообщишь моему клановому собрату и соседу по вересковым холмам — если его можно так назвать — кто копировал его документы на корабле?

— Видишь ли, Элистер, или — сэр Элистер…

— О дорогая леди Амалия, давай обойдемся без формальностей, особенно когда мы просто валяемся в постели. И вообще без них обойдемся. Ну, может — иногда, чуть-чуть.

— Так вот, никоим образом нельзя сообщать такие вещи американцам. И кстати, я уверена, что на самом деле нашего генерала это не сильно волнует. А зря. Ну и пусть думает, что во всем виноват Накамура, ползающий по стенам.

— А ты нашла того человека, который развлекался на корабле с фотостатами?

— Не слишком долго пришлось искать. Он на меня работает. И это никакой не японец. А как раз наоборот, китаец. Джефри. Для начала я посмотрела, как он делает копии тех документов, что мы с Вертом воровали у профессора Фукумото. Он думал, я не замечу. А для кого он их копировал? На память? Ну и дальше все было просто. Кто умеет делать фотостаты? Я — нет. На «Хардинге», который доставил генерала сначала в Шанхай, а потом в Манилу, работал, как и положено, корабельный фотограф. Если бы ты видел, Элистер, как он отлично делает сейчас в моей мастерской портреты! Ну, вот. А из Манилы лайнер вышел уже с другим фотографом. А этот попал ко мне в картотеку сразу после того, как мы начали ее составлять, поскольку мы с ним в городе появились почти одновременно. И оказался у меня на работе.