Книга Конклав ночи. Охотник - Александр Сивинских

– Чем полковник Рыков не устраивает?

– Да всем. Во-первых, он застрял возле Высокой Дачи. Без транспорта, без связи. Мобильники там принимают крайне хреново. Так что опередить меня, появиться в городе и отправить низших к тебе он не мог физически.

– А если прилетел на кожистых крыльях нетопыря? Патриарх, как-никак.

– Угу, со скоростью четыреста кэмэ в час. Нет, дедуля, это фантастика. А во-вторых, он все еще не знает, что ты – ночной. Он вообще не догадывается о существовании Родиона Кирилловича Игнатьева. Хитрого старого упыря.

– Тут ты прав. Маскировка у меня что надо. Ладно, Рыкова пока забудем. Но прайд-то был. Кто им командовал, я сам, что ли?

– Так и есть.

Игнатьев расхохотался.

– Зачем мне это понадобилось, позволь спросить?

– Ума не приложу. Расскажи сам, – предложил я.

Он покачал головой. Я видел, что ему жутко хочется выговориться. Употребление жидкости всегда делало его хвастливым без меры.

– Да хорош скромничать, все свои, – подбодрил я. – Правда, бойцы?

«Солдатики» отреагировали злобным ворчанием. Игнатьев махнул на них щипцами. Они заткнулись.

– Тут видишь в чем дело, – заговорил он наконец. – Всегда мечтал иметь под рукой низших, которые не боятся солнечного света. Как увидел у Дарьи Никитичны на ферме, так сразу и захотел. Я и грохнул-то ее большей частью потому, что надеялся опыт перенять.

– Перенял?

– Надо полагать. Сразу проверить не вышло, потом времени не стало, а потом интерес пропал. А где-то полгода назад клюнуло. Дай-ка, думаю, попробую. Начал понемногу ковыряться. Первые опыты неважнецки закончились. «Солдаты» изменились, да не так, как мне хотелось. Убить стало трудней, но реакции существенно замедлились. При этом возросла склонность к перемене мест. Самые непоседливые вообще сбежали. Один так и не нашелся.

– Мы с Муркой нашли.

– Вам с Муркой только дай волю, – укоризненно сказал он. – Ну вот, все бы ничего, однако ультрафиолет для моих подопытных все равно оставался смертельным. Эту отбраковку я вчера и пригласил к себе. В полном составе. Так и так надо перед зимой ликвидировать. Вдобавок выяснилось, что ты можешь заглянуть. Хотел впечатление произвести, мозги запудрить.

«Выяснилось! Значит, все-таки без Мордвиновой не обошлось. Бедная идиотка, нашла с кем связаться».

– Получилось, – сказал я. – Запудрил. А эти гаврики откуда? Вторая партия небось?

Игнатьев кивнул.

– Заметь, куда более удачная. Солнышко им нипочем, речь развита. Способны командовать обычной падалью и существовать в человеческом виде. Жаль, хлипковаты. Ну да ничего, у меня уже новые идеи появились. Собственно, для их осуществления и придется распотрошить нашего юного гостя.

Эмин всхлипнул и яростно замотал головой.

– Ну-ну. Не падай духом, мальчик. Жертва на благо науки – высокая честь для любого.

– А Мордвинову в жертву чему принес? – спросил я. – А Мурку, Мурку-то, сука?

– Мурка меня всегда пугала, сам знаешь. Да и глупо было оставлять ее при тебе. Надоела ваша идиллия. Ребята, блин, и зверята… А Мордвинова сама виновата. Ей было дано конкретное указание. Загрузить тебя по полной, разоружить, организовать засаду в Управлении, а потом рвать когти из города. Но она в последний момент чего-то рассопливилась. Пожалела тебя, дурака, решила отыграть назад. Вот я и велел Азизу сделать из нее шашлык. Он это умеет! – Игнатьев с любовью посмотрел на самого высокого и жилистого упыря.

– Ей ты тоже Книгу Рафли пообещал?

– А… – отмахнулся Игнатьев, – она много чего хотела. Фиг ли сейчас вспоминать.

Я переступил с ноги на ногу.

– Ну и долго собираешься меня здесь мурыжить?

– Пока не решил. Уж больно ситуация неоднозначная. – Он пощелкал изогнутыми губками щипцов. – А знаешь, в чем ее парадоксальность, тезка? В чем изысканная прелесть и комизм?

– Откуда? Я и слова-то такие первый раз слышу.

– Штука в том, что именно ты заставил меня расправить крылышки. Когда напоил кровью того наркомана-музыканта, а потом еще своей. Буквально пинка дал. После стольких десятилетий тишины и расслабленности. Мне в самом деле хотелось только одного. Чтоб меня оставили в покое. Годы и для патриарха – тяжелый груз. Я ведь приехал за сокровищами Председательницы уже в зрелом возрасте. Хорохорился, конечно, изображал желторотого механизатора, целомудренного комсомольца. Иначе она бы просто не подпустила к себе. Любила молоденьких, чертовка.

– Ты уже был ночным?

– Конечно.

– Как же она это не почувствовала?

– А никто не чует, пока сам не захочу! – хвастливо воскликнул он. – Такая у меня полезнейшая особенность. Твой негритенок единственный сумел что-то унюхать. Тоже, видать, уникум. Потому я им и заинтересовался.

– То есть педофильские наклонности тут ни при чем?

Игнатьев хохотнул и погрозил мне пальцем.

– Ах ты язва. Но наблюдательный, наблюдательный, не отнимешь… Нет, тезка. Говорю же, для дела нужен. Я, видишь ли, собираюсь местный Конклав возглавить. Вот сюда его зажать! – Игнатьев стиснул кулачок.

– Иди ты!

– Ну а что? Однажды почти получилось. Когда с клыками Председательницы и Кодексом появился, все, как шлюхи, начали передо мной стелиться. Если бы не преждевременная отставка Лаврентия Павловича, я бы уже о-го-го куда забрался. Но не срослось. – Он грустно покачал головой. – Пришлось в кочегарку залечь. На шестьдесят лет.

– Погоди, Кирилыч. А как же твои зубы? Кто их вырвал?

– Да никто не вырывал. Целехоньки. Это коронки. – Он легонько постучал по резцам рукояткой щипцов. – Быстросъемные, чисто для блезиру. Ну и чтоб клыки спрятать. Прости уж старичка.

– Договорились. За это прощу.

Все, что мне требовалось, он выболтал, и дальше тянуть резину было ни к чему. Оценив расстояние до лежащей пешни, я отодвинулся еще немного назад.

– Итак, недопонимание и стыдные тайны остались в прошлом, грядут новые времена. Перезагрузка и все такое. Значится, сейчас поступим следующим образом. Проявляя добрую волю, господин Игнатьев заберет своих зверьков и на хрен уберется от господина Байрактара. В темпе вальса. Тогда господин Раскольник в свою очередь проявит миролюбие и не станет убивать «солдат» господина Игнатьева. А также самого господина Игнатьева. Время пошло.

– А ты наглый, тезка, – сказал Игнатьев с досадой.

«И коварный».

Я выдернул руки из карманов.

Блеснув на солнце округлыми боками, бутылочки полетели к земле. Лопнули, ударившись о граненое жало пешни, и густая винно-красная жидкость, смешанная со стеклянными осколками, расплескалась по угольной крошке.