Книга Анатомия бабника - Синди Мэдсен

длилось недолго, потому что Линдси смотрела на меня так пристально, что я стала замечать каждое подергивание мускул и свой вздох.

— Я даже не уверена, что у меня достаточно информации, чтобы доказать нашу теорию. Я видела обе стороны, и все не черно-белое, как ты хочешь, чтобы я это представила.

Линдси схватила меня за локоть и отвела в укромный уголок комнаты, прямо к заброшенной искусственной елке, которая была такой пыльной, что казалась скорее коричневой, чем зеленой. Если она планировала утащить меня с глаз, чтобы убить, то это больше походило на расстрел, чем я себе представляла.

— Скажи мне, кто из этих самодовольных ублюдков тебя достал, — попросила Линдси.

— Это не имеет никакого отношения к хоккеистам…

— Ага! Я даже не сказала «хоккеисты», — она наклонилась ближе, ее прищуренные глаза выпытывали информацию.

Я старалась сохранить нейтральное выражение лица, так как вторжение в мое личное пространство усложняет задачу.

— Нет. Конечно, я проводила с ними много времени. Трудно писать о хоккее, не находясь рядом с игроками.

Она крепче сжала мою руку и толкнула ее.

— Ты говорила мне, что ты не из тех глупых блондинок, которые влюбляются в хоккеиста и отказываются от всего, во что верят.

— И это так.

Проницательный взгляд Линдси впился в меня — если работа редактора не удастся, ей следует заняться допросами в полиции. Мне хотелось признаться во всем, хотя я и сжала губы, чтобы сдержаться.

— Ты отказываешься от этого ради парня и доказываешь, что профессор Джессоп был прав, — сказала она. — Доказываешь, что к спортсменам особое отношение не только со стороны преподавателей, но и со стороны студентов.

— Почему ты так одержима этим? Что с тобой случилось, что делает это таким важным?

Она отвела взгляд, вместо того чтобы настаивать на том, что лично не заинтересована в этом деле, что меня удивило. Я думала, она прочтет мне речь о честности журналиста или о том, как люди заслуживают правды и справедливости. Затем она медленно перевела взгляд на меня — я не могла точно определить, что в ней изменилось, но знала, что изменилось все.

— Мне не нравится это признавать… Я думала, что выше этого, — в конце концов, она отпустила меня, и вместо того, чтобы радоваться возвращению кровотока, моя рука при каждом новом толчке пронзала острая боль. — Знаешь, почему я выбрала тебя для этой истории?

— Потому что я разбираюсь в хоккее?

Она расхохоталась так, что Уилл вытянул шею. Я могла только представить, как мы выглядели — две девушки, забившиеся в крошечный уголок с искусственным деревом, вызывающим аллергию. Он, казалось, понял, что происходит больше безумия, чем ему хотелось бы знать, и вернул свое внимание к компьютеру.

— Помнишь ту первую статью, которую ты мне предложила? — спросила она. — Ту, о парнях из колледжа?

— Да-а. Ты хочешь, чтобы я написала об этом? — я могла бы сделать это достаточно легко. В него вошли бы некоторые мои мысли из «Анатомии игрока» — конечно, это тоже касалось Хадсона. Но он бы понял это гораздо лучше, чем статью, в которой критикуются спортсмены, особенно когда так много внимания уделяется хоккейной команде, в частности. Он, вероятно, даже счел бы это забавным, и тот факт, что мы теперь вместе, показал бы, что я больше так не думаю. Тебе просто нужно было найти подходящего парня из колледжа, того, кто увидит тебя настоящую и будет подходить тебе, как твои любимые джинсы, как будто он был сшит специально для тебя.

Черты Линдси смягчились, открывая ту ее сторону, которую я никогда не видела.

— По правде говоря, я бы с удовольствием опубликовала подобную статью, потому что также чувствую это разочарование. Я видела, как сильно ты в это верила, и видела твою боль из-за парней, которые лгали тебе и заставляли думать, что ты им небезразлична… Я увидела эту страсть и подумала, что эта девочка будет бороться за дело людей. Она, как и я, разочаровалась в парнях и отношениях, поэтому не поддастся на ложь какого-то спортсмена и не откажется от этой истории. Она не будет похожа на последнего парня, который начинал эту работу, но уже через неделю у него случился приступ поклонения герою.

Я всегда хотела бороться за те дела, в которые верила. Я хотела разоблачать правонарушения и заставлять людей задуматься. Но гневные комментарии и протесты заставили меня подумать, что все, чего я добилась, — это заставила людей воевать, когда процветал мир. Линдси, казалось, была настроена на возмездие, и, хоть вскользь упоминались футбольная и баскетбольная команды, очевидно, что ее главной целью были ребята с хоккея.

— У тебя зуб на хоккейную команду, — сказала я. — Почему?

Линдси сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

— В прошлом году я была девушкой, которая болела за них на трибунах. Я появлялась на всех вечеринках и флиртовала с парнем, в которого была влюблена несколько недель. Он сказал мне, что не планирует серьезные отношения, потому что хоккей для него на первом месте.

Внезапно в моем горле появился ком.

— Я была настолько глупа, что все равно переспала с ним. Я думала, что смогу переубедить его, как только он узнает меня получше. Он говорил такие правильные вещи. Называл меня красивой, сказал, что я отличаюсь от других девушек…

У меня по шее побежали мурашки от узнавания. Но это было просто потому, раньше парни поступали так же со мной. Каждый игрок в команде ставил хоккей на первое место. Я была уверена, что все они очаровали немало девушек. В некоторых аспектах, да, это было похоже на мой опыт с Хадсоном, но все было по-другому, потому что теперь у нас были серьезные отношения — он сам так сказал, не заставляя меня гадать.

— Я думала, что я лучше, чем эти «зайчики с шайбой» — я была там, потому что он хотел меня там видеть, а не для того, чтобы тусоваться с любым хоккеистом, который меня заметит, — голос Линдси стал абсолютно ровным, в той натянутой манере, которая говорила о том, что в противном случае слишком много эмоций может выплеснуться вместе со словами. — Но однажды вечером я застала его врасплох у него дома с другой девушкой. Он выглядел таким растерянным, из-за того, что я разозлилась. В итоге, он сказал мне, что ни с кем не встречается. Но было до боли ясно, что меня разыграли.

Ее бесстрастный вид сломался, и на лице отразилась боль.

— Очевидно, я никогда не была ему дорога. Я была так глупа, когда думала, что буду