Книга Милый друг Змей Горыныч. Сборник литературно-философских эссе - Евгений Валентинович Лукин

из первых записей, датированная 12 августа 1984 года. Речь идет о посещении Ферапонтова монастыря. Казалось бы, от «легкомысленных» Митьков следует ожидать насмешливой иронии, если не сарказма по поводу творчества старых богомазов. Вместо этого Андрей Филиппов фиксирует искреннее восхищение древней иконописью: «Провели в церкви более двух часов, осмотрели все фрески, кроме тех, которые на барабане. Фрески прекрасные. В отличие от того, что я видел до этого, здесь чёткий иконографический рисунок. Основные цвета — голубой, охра, фиолетовый и зелёный. Вообще всё так здорово, такие композиции, мы долго не могли очухаться».

А вот другая запись, сделанная в Крыму 17 февраля 1985 года: «Петляя по горкам, приближались к санаторию имени Куйбышева. Вдруг Шурка (Флоренский), скинув шапку, возопил, ударив себя по ляжкам: „Володька, Володенька.“ Я не верил радостной догадке: „Неужели Шинкарев?“ Перед нами действительно стоял Владимир… Ульянов (Ленин) в гипсе, затонированном под бронзу, да такой, что как посмотришь, так и удивишься: „Ну как живой, и в рост натуральный“. Потом мы с ним и фотографировались. Он остался очень доволен».

Эта запись демонстрирует ехидную реакцию Митьков на плохую ремесленническую поделку, а точнее подделку. Причем в обоих случаях речь идет о предметах религиозных культов — истинного и ложного, православного и коммунистического. В известной оппозиции «правда-ложь», «шедевр-фальшивка», «традиция-постмодернизм», «Россия-Запад» Митьки всегда выбирали первый ряд.

Мало того, в путевых заметках Андрей Филиппов проявляет себя как утонченный интеллектуал, что в целом присуще группе «Митьков». Его наблюдения в картинных галереях Лувра поражают точностью оценок. К примеру, вот его сравнение западной и восточной иконописи, данное в записи от 15 ноября 1992 года: «В средневековых католических иконах всё время преобладает действо, а не предстояние, как в православных. Либо кто-то кого-то утешает, либо режет, либо с креста снимает; диалог между персонажами не внутренний, а реальный — разговор, ласка, вручение. Смысл происходящего никак не есть смысл иконы, а отражается лишь сюжет, да и тот на самом бытовом уровне».

По мысли русского богослова Павла Флоренского, причина такого различия заключалась в арианском истоке западной культуры и метафизики, которая изначально имела вещный, а не личностный характер. Иными словами, для католичества на первом месте, к примеру, стоит признание, юридически закрепленное на бумаге, а для православия — покаяние, явленное в искренних слезах и мольбах о прощении. Андрей Филиппов ясно отметил эту глубинную пропасть между религиями и культурами.

Впрочем, аналогичную ясность автор внес и в понимание такой философской категории как свобода. В его «Похмельной тетрадке № 2» можно отыскать краткий диалог, случившийся 27 сентября 1999 года между художником и его американской гостьей:

«Гостья. У нас в Америке, если хочешь, чтобы было хорошо и как ты хочешь, ты должен делать как должно.

Я. А у нас в России — делаешь что хочешь, и будет как должно!»

Очевидно, гостья исповедует известный западный (марксистский) тезис о свободе как осознанной необходимости, а ее подвыпивший визави является, по сути, откровенным русским фаталистом, для которого свобода есть неограниченная воля, и никакие жизненные преграды ему нипочем («море по колено»). И здесь опять же вспоминается Киплинг с его знаменитым поэтическим постулатом: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут».

После прочтения «Тетрадей» Андрея Филиппова возникает определенное убеждение, что группа «Митьки» есть глубоко отечественное явление, возникшее на родной петербургской почве среди классических архитектурных громад. С одной стороны, в нем отразилась древняя смеховая культура, скоморошество, лубок, а с другой — черно-белая эскизность средневековых мираклей, примитивистский рисунок от Анри Руссо и Николо Пиросмани, свободное осмысление бытия. Ленинград как событие добавил в эту картину пряную нотку абсурда, унаследованную от обэреутов — Александра Введенского и Даниила Хармса. Разговорный «мифологический» словарь Митьков, частично составленный из диалогов популярных советских фильмов «Место встречи изменить нельзя» или «Адъютант его превосходительства», в большей степени все же зиждился на сленговой и ненормативной лексике, в которой главную роль играло абстрактное понятие «Дык елы-палы». В принципе, этого глубоко народного определения было достаточно, чтобы выразить всю эмоциональную палитру окружающего мира.

В путевых заметках Андрея Филиппова есть одна зарисовка, которая знаменует собой четкое осознание Митьками своей корневой связи с народным бытием: «На железнодорожном вокзале оттянулись пивом „Ленинградским“, вокруг висели различные крымские пейзажи. Рядом стояла старушка в матросской шинели, сплошь обвязанная платками с очень маленьким и ужасно живым лицом. Она пила пиво из горлышка и, встречаясь со мною взглядом, всегда улыбалась, а я ей. Этот молчаливый диалог закончился её шуткой: „Оставь глоточек, дай кусочек“, — это же был Митек, как же я сразу не признал. Я был готов отдать ей всё оставшееся пиво, но она вынесла такой приговор попрошайничеству, что я вовсе запутался и не решился ей предложить ничего».

Митьки творили свою мифологию на сломе эпох, когда рушилось коммунистическое тоталитарное сооружение, и возникало противостояние двух непримиримых конструкций — глобалистской, либеральной (условно Запад) и традиционной, национальной (условно Восток). Легко догадаться, какую систему ценностей выбрали Митьки. Об этом прямо говорится в путевых заметках Андрея Филиппова. «Адриатическая тетрадь», которая завершает его книгу, описывает, в частности, путешествие по Словакии летом 2013 года: «Страна уютная. Часто встречаются наши танки и вообще много памятников советским воинам. Один ослепительный. В широком поле у изгиба дороги на холме гордо на взлете застыл наш, цвета светлого хаки, Т-34, а под его гусеницами притулился потерпевший темно-серый Т-IV с печально опущенной пушкой». Такую запись о гордо вознесенном нашем танке не мог оставить в своем дневнике ни либерал, ни постмодернист, а если бы и зафиксировал, то обязательно с издевкой или усмешкой: мол, пора сносить эту «рухлядь». А вот русский художник нашел нашему воинскому монументу удивительный «восточный» эпитет — «ослепительный».

«Тетради» Андрея Филиппова — это еще один чудесный памятник минувшего времени, важный исторический и искусствоведческий документ о петербургской группе независимых художников «Митьки», которые вопреки официозным обстоятельствам стали, подобно поэтической группе «Обэреу», одним из ярких созвездий русского искусства конца ХХ — начала XXI века.

Свои путевые заметки Андрей Филиппов делал как бы на полях основной работы — живописи и графики. Ибо путешествовал художник не только с блокнотом, но и с этюдником, запечатлевая на бумаге или холсте предметы и знаки бытия. Надо отметить, что к своим трудам он относился со