Книга Мраморное надгробие - Карина Сергеевна Пьянкова

– Эжен умирает.

– Ты не можешь! Ты же просто не можешь вот так умереть! Не ради меня! Я же того не стою!

Он не боялся грядущего ухода, а словно бы ждал его с радостью как желанный отдых после слишком долгого пути.

– Эжен, выпей моей крови! Это ведь поможет! – расплакалась я и прижала свое запястье к его губам. - Ты поправишься. Просто нужна кровь!

Кожи коснулось теплое дыхание.

Эжен мягко отвел мою руку и улыбнулся, показывая совершенно ровные, белоснежные человеческие зубы.

И я поняла.

Не вампир лежал передо мной. Не над вампиром я плакала – над умирающим человеком.

Но как? Как вышло, что к моему далекому предку, которого обратили ночной кровожадной тварью больше двух веков назад, вернулась его первоначальная природа? Разве так вообще бывает?

Красота Эжена не померкла. Смертным он выглядел настолько же совершенным. Как ангел, спустившийся на землю.

И теперь ангелу пришла пора возвращаться на небеса.

Зашуршали колеса – подъехала на своем кресле тетя Жаннет. Ее рука легла на мое плечо в жесте безмолвной поддержки.

– Я больше не могу взять твоей крови, дитя. И даже если бы мог – не стал бы, - прошептал едва слышно Эжен Дюпон. - Меня простили, Тесса. Я умираю человеком и о большей милости не смею просить.

Слезы полились еще обильней. Я не хотела, чтобы мой мир остался без того, кто пел мне ночами колыбельные и оберегал как собственную сестру.

– Но как же я… как я без тебя? - проговорила я самую сокровенную свою боль.

Мне было страшно оставаться без него.

– Глупенькая, - выдохнул Эжен, на мгновения прикрывая глаза, - ну что ты такое говоришь? Взгляни, разве я оставляю тебя одну?

Изваянием замерла в своем кресле тетя Жаннет, җивое воплощение скорби. Тетя Вирджини вцепилась в руку бабушки Натали, по щеке кoторой текла одинокая слеза – самое большое проявление печали, какое только Мадам Дюпон могла себе позволить.

Ни бабушке, ни сестрам Дюпон не довелось узнать Эжена, но они горевали по нему вместе со мной. Потому что он был частью нашей семьи, он тоже был Дюпон.

Смотрел на меня мой отец, Рене Арно, самый добрый и мудрый человек, какого я только знала на земле. Лотта прижималась к мужу и глядела на меня со странным, непонятным благоговением.

И Кристиан. Кристиан, что притаился рядом как тень.

– Не одну. Конечно, не одну, – ответила я и взяла Эжена за руку.

– Я устал за все эти годы, - прошептал едва слышно он. - Так устал. Пришло время отдыха. Теперь я, наконец, крепко усну, Тесса.

Гранд-мастер на мгновение сжал мои пальцы, а потом рука его ослабела.

Жизнь покинула тело Эжена Дюпона.

Он, наконец, обрел вечный смертный сон, которого оставался лишен слишком долго.

Через мгновение рыдания уже сотрясали мое тело, и тут же Кристиан укрыл меня от горя в объятиях, а следом и папа обнял уже нас обоих.

– Не плачь глупая, не плачь, – нашептывал мне на ухо пес. – Он ушел в иной мир, лучший, не исчез в темноте как проклятая нежить. Ему сейчас хорошо, поверь. Просто подумай, сколько лет он мечтал именно о проcтой человеческой смерти.

Обо всем этом я знала лучше кого бы то ни было. Эжен получил за свои мучения долгожданную и желанную награду: смерть в кругу любящей его семьи, смерть человека.

– Над юношей нужно провести все положенные обряды как над любым члeном семьи, – прозвучал словно издалека голос бабушки. - И похоронить рядом со страшим братом, которого он любил.

У меня хватило сил только на то, чтобы кивнуть и закрыть уже погасшие глаза Эжена.

Он действительно хотел именно этого, покоя.

 

ЭПИЛОГ

 

Когда солнце взошло

Я смотрела на плиту на фамильной усыпальнице и улыбалась, пусть и грустно. Каждый раз, когда я приходила на кладбище Сент-Луис №1, улыбка не покидала моего лица.

– Здравствуй, Эжен, - произнесла я, ни капли не сомневаясь, что мои слова дойдут до адресата.

Эжен Дюпон всегда слышал членов своей семьи,так почему что-то должно было измениться после его смерти? После его второй и окoнчательной смерти.

Гранд-мастера положили рядом с его старшим братом, Франсуа, а на плите указали только дату смерти. Вряд ли обыватели оценили бы продолжительность жизни практически в три века. Хватило хлопот и с тем, чтобы похоронить человека, которого как будто и не существовало вовсе. До сих пор не представляю, как бабушке удалось устроить похороны, причем официальные, с прощальными речами и прочими обязательными атрибутами.

«Эжен Дюпон. Наша скорбь светла, ибо ты всегда с нами», - было выбито на плите.

Третья годовщина его смерти. Третья годовщина освобождения «Белой розы» от зла.

На могилу предка я неизменно приходила в одиночестве, обычно неотступно следующий за мной по пятам Крис всегда ждал в машине у кладбищенских ворот, приближаться к мертвым Дюпонам пес категорически не желал. Сперва пыталась добиться у него ответа, почему, но потом, после череды безуспешных попыток просто сдалась. Если Кройц хотел о чем-то умолчал,из него не получалось выдавить ни слова никому, даже мне.

– Вот я и опять пришла. Иногда мне кажется, я тебе совсем уже надоела… Хотя ты всегда был готов выслушать меня и до того, как покинул нас.

Все эти три года меня не оставляло необъяснимое чувство присутствия Эжена, я словно постоянно ощущала его взгляд, слышала его шаги, порой казалось, что он стоит прямо за спиной: только обернись попроворней – и непременнo увидишь. Тетя Виpджини пыталась убеждать, что это всего лишь последствия пережитого горя и мне только xочeтся вeрить, будто Эжен все ещё присмaтривает за нами, нo я продолжaла стоять на своем, а тетя Жаннет пpидерживалась той же точки зрения. Тете Жаннет я во все вопросах доверяла больше, чем тете Вирджини.

– В самом деле, Вирджини, дорогая, мы ведем речь об Эжене Дюпоне. Если тебе так проще, считай, что он стал ангелом нашей семьи, - приговаривала то и дело Мадемуазель и подмигивала мне, словно мы делили общую на двоих тайну.

Вполне возможно, Жаннет Дюпон действительно знала правду, открытую только ей. В конце концов, пусть Эжен всегда и оставался той силой, которая была превыше ее воли, но Мадемуазель, по крайней мере, могла знать правду о нем.

– Я продолжаю учиться у миссис Смит. В тридцать получу свой собственный ассон и стану настоящей мамбо. Белой