Книга Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв. - Михаил Бенцианов

Сами эти группы, несмотря на отмеченные черты общности, во многих отношениях были обязаны своему появлению великокняжеской власти. Зачастую в их рядах были объединены не слишком тесно связанные друг с другом лица. Применительно к князьям Ярославским в рамках одной корпорации были объединены потомки старшей ветви и слабо связанные с ними князья Моложские. Не слишком котировались на литовской службе князья Мосальские. Много случайных лиц оказалось в составе «литвы дворовой». Среди них наряду с соратниками М. Л. Глинского, бывшими королевскими дворянами, было несколько литовских татар, крещеный еврей Я. И. Жидовинов (Новокрещенов). С другой стороны, не причислялись к «литве дворовой» некоторые явные потомки смоленских бояр. Возникновение этой группы пришлось на определенный период (очевидно, второе десятилетие XVI в., сразу после опалы М. Л. Глинского в 1514 г.). Большинство литовских выходцев, оказавшихся на московской службе до и после ее оформления, не причислялись к ней.

Для самих членов этих групп принадлежность к ним давала весьма спорные преимущества. В случае родовых княжеских корпораций ситуация была двоякой. С одной стороны, нахождение в них обеспечивало определенный, довольно высокий статус. Не случайно в середине XVI в. в их список добавлялись имена некоторых провинциальных детей боярских, имевших соответствующее княжеское происхождение, но в силу определенных причин (потеря вотчин в родовых центрах, утрата связей с родственниками) служивших в рядах территориальных объединений – служилых «городах». Как правило, они выделялись по своим служебным достижениям. Статус членов княжеских корпораций соответствовал, видимо, званию дворян московских из более поздней системы организации Государева двора. Соответственно, перевод на службу по княжеским спискам воспринимался как очевидное продвижение по лестнице чинов в придворной иерархии. В опале можно было лишиться не только боярства. Вместе с князем С. В. Звягой Ростовским в неудавшейся попытке бегства в Литву были замешаны его родственники «такие же палоумы» Лобановы и Приимковы, которые после этого события потеряли свои место в списке князей Ростовских.

С другой стороны, сложившиеся принципы выдвижения не всегда учитывали реальные достижения и возможности того или иного честолюбивого персонажа. Для них проще было добиваться высокого положения, надеясь на собственные заслуги и милость царя и великого князя. Как следствие, демонстративные разрывы со своими родственниками, проявлявшиеся в местнических столкновениях, и переход некоторых потенциальных лидеров (среди Оболенских – Ю. И. Кашин) в другие корпорации. Некоторые представители указанных княжеских родов также не спешили воспользоваться возможностью служить по одним спискам вместе со своими однородцами (князья Кубенские, Шестуновы). Последующие царские пожалования подтвердили эффективность такой стратегии. В этом случае принадлежность к родовым объединениям давала прямо противоположный результат и ставила вопрос о целесообразности их дальнейшего существования.

Не слишком способствовало служебному продвижению и принадлежность к «литве дворовой». Шлейф изменничества тянулся за представителями этой группы с самого начала ее формирования под влиянием «измены» М. Л. Глинского, смоленских бояр, а также некоторых литовских вельмож (князь К. И. Острожский, Е. Дашкевич). Можно заметить, что это обстоятельство тормозило их карьерный рост. Некоторые родственники записанных среди «литвы» лиц служили в 1550-х гг. в составе «городов», что, скорее всего, объяснялось именно этим обстоятельством.

Наконец, в случае с боярами и детьми боярскими из Дмитровского княжества их нахождение в группе «князь Юрьевские Ивановича» не давало им возможность на равных с другими детьми боярскими участвовать в поместных раздачах. Эти раздачи производились, видимо, по более ранним спискам, и бывшие удельные «дворяне» выпадали из них.

При проведении ревизии служебной организации в середине XVI в. при таком раскладе дальнейшее существование перечисленных групп должно было подвергнуться пересмотру. С военной точки зрения в реалиях 1550-х гг. роль княжеских корпораций в организации пограничной службы также должна была вызывать очевидные вопросы со стороны центрального правительства, в распоряжении у которого к этому времени хватало менее требовательных исполнителей. Вряд ли существовавшая упомянутая «очередь» на получение думных чинов устраивала Ивана IV, весьма подозрительно относившегося к намекам на возможные ущемления своих властных полномочий. Попытка перевода князей Ярославских и Ростовских (вероятно, также Стародубских) в 1564 г. в недавно завоеванную Казанскую землю, где они могли бы в своеобразной форме вернуться к выполнению своих «прямых» обязанностей, закончилась неудачей, что в конечном итоге предопределило их участь. В годы опричнины княжеские корпорации, видимо, были распущены. Их последующее восстановление в конце 1570-х гг. имело уже кратковременный характер. В боярских списках второй половины 1580-х гг. они встречаются уже лишь в церемониальном значении, а вскоре и вовсе исчезают из источников. Потомки княжеских династий стали органичной частью служилых людей.

Быстро растворились в общей массе выходцы из уделов. Новые удельные княжества второй половины XVI в. имели слишком кратковременную историю. Не привела к появлению новых корпораций и опричнина. Бывшие опричники впоследствии беспрепятственно вошли в состав традиционной структуры Государева двора[582]. Представители «литвы дворовой» стали частью других корпораций.

Вполне вероятно, объединение ряда лиц в одни и те же группы было обусловлено соображениями делопроизводственной целесообразности для упрощения учета. Длительное бытование подобных списков в первой половине XVI столетия в значительной мере продлевало существование обособленных групп. Не исключено, что изначально их создание облегчало интеграцию «чужеродных элементов» в систему служебных отношений. Спустя несколько десятилетий в новых условиях уже утрачивался смысл выделения подобных групп в общей массе детей боярских, и их исчезновение было делом времени.

Дальнейшая история «особых» групп на московской службе была связана с наплывом иностранцев. После завоевания Казанского и Астраханского ханств здесь появилось большое число татар. В результате Ливонской войны образовалась колония «немцев»[583]. Значительно возросло и число переходов из Речи Посполитой. Соответственно, вставал вопрос организации их службы и учета, тем более что в 1570-х гг. из выезжих иноземцев часто формировались отдельные воинские подразделения. В 1572 г. в битве при Молодях участвовали отряды «наемных немцев», а также 9 человек «с Москвы немец». Части из них, «хто с поместья», предписывалось не выдавать провиант. Практика наделения поместьями выезжих немцев, в том числе и на территории опричниных уездов, хорошо известна по сочинениям Г. Штадена. Здесь же упоминается факт их записи в один смотренный список, вне зависимости от места нахождения их земель[584].