Книга Записки датского посланника при Петре Великом. 1709–1711 - Юст Юль

22-го. Вечером из Лодейного Поля пришел (третий) 50-пушечный корабль, таких же размеров и типа (и построенный из того же) леса, как две первые. (:Лодейное Поле — город на русском берегу Ладожского озера, где строятся разного рода суда:). Царь, с находившимися при нем министрами и генералами, тотчас же отправился на (этот корабль), чтоб на нем повеселиться.

23-го. (Я) видел шведских пленных, пришедших из Выборга. Офицеров повели в Новгород, а солдат отправили на работы на остров Ритусар.

24-го. Видел я, как один корабельный плотник по случаю своих именин подносил хлеб своему начальству и добрым приятелям. Он между прочим явился по местному обычаю и к царю на верфь, где на моих глазах поднес ему большой (каравай). Царь принял (подношение) с поклоном, поблагодарил и поцеловал (племянника), (затем) положил ему на голову поднос (дарницу?), а (поверх его каравай), который и переломил, вместе с подносом, на его голове.

До (начала) осады рижский гарнизон состоял из 25 полков, общей численностью тысяч в шестнадцать; (но) за время осады, вследствие чумы, других болезней и голода, он так растаял, что теперь от него осталось всего 5165 человек. (Из них) здоровых (было) 2229, больных 2936. (Последних) царь велел немедленно отправить в крепость Динамюнде, а прочих, вопреки (капитуляции) по которой (рижскому) гарнизону предоставлялась свобода, задержал под тем же предлогом, что и выборгский гарнизон. Комендантом (Риги) был генерал-майор Штрэмберг[266]. Множество дворян, офицеров, должностных лиц и горожан, всего человек 800, поддались царю (и) присягнули (ему). В числе (их) были генерал-майор Alfendeel[267], 110 лифляндских дворян, один полковник, 5 подполковников, один генерал-адъютант, 19 майоров, один комиссар, 37 капитанов, 14 поручиков, 2 прапорщика, 10 асессоров и 77 старших и младших начальствующих лиц и т. д.

За время осады Риги от чумы и голода погибло более 70 тысяч горожан и тех крестьян, что сбежались в (город) с женами и детьми.

Явившись по одному случаю в (собор) к царю, я сделал наблюдение, что, прикладываясь к образам святых и апостолов, русские целуют их прямо в губы и в лики, тогда как на образах Божьей Матери и Спасителя целуют только руки и ноги.

Август

2-го. Я отправился для препровождения времени в Кроншлот (и) переночевал у капитана Willemoffsky[268], командующего адмиральским кораблем Думкрат [Донкрат]. Когда я прибыл на (это) судно, вице-адмирал, в то время тоже там находившийся, приказал поднять в мою честь все флаги и гюйсы.

3-го. После полудня я выехал верхом, чтоб осмотреть остров Ритусар. Это весьма низменный, сырой, болотистый остров, сплошь поросший кустами; каменистая гряда пересекает его продольно посередине, точно (сама) природа разделила его пополам. В длину (Ритусар) имеет одну милю, а в ширину, там, где он всего шире, ¼ мили. На западной его окраине стоит форт «Александр», четырехбастионный шанец, (вооруженный) сорока пушками и четырьмя мортирами. Комендант его — полковник, под (начальством) которого состоят 1000 человек солдат: последние живут в избах, вне стен шанца, и лишь наряжаются туда в караул. Назначение форта — мешать неприятельским высадкам. В этом смысле несколько лет тому назад он уже сослужил хорошую службу, и шведы, (приходившие в то время) со своим флотом (и) пытавшиеся высадиться на остров, (достигли только того, что) потеряли более 700 человек. На западе, на самой оконечности мыса, заложено другое укрепление, называемое «Мысовым шанцем» (Pynt-Skantzen); (вооружено оно) 14 орудиями. На возвратном пути мне показали большой камень, на котором однажды стоял царь со всем (своим) двором и другими (лицами), в общем числе 190 человек, из чего можно заключить о величии (камня). На вершине его высечен андреевский крест; полагают, что (сделано) это русскими в прежние времена. У камня ежедневно собираются морские офицеры, охотно устраивающие здесь при случае (попойки). (Вообще) он представляет главную достопримечательность Ритусара: кто на него не всходил или не ел на нем, тот как будто и на (самом) острове не был и уподобляется тому, кто, побывав в Риме, не видал бы Папы.

4-го. У Ритусара, с юга, по эту сторону Кроншлота, царь хочет устроить для своего флота гавань. Я осматривал это место; по приказанию царя оно отмечено вехами. Оттуда я поехал к батарее Святого Иоанна (Sanct Jeans batterie), (вооруженной) 26 двадцатичетырехфунтовыми орудиями, отнятыми у шведов. Лишь только я вошел в укрепление, мне салютовали одиннадцатью выстрелами, из коих три были боевые. Недалеко оттуда, на южной (же) стороне, (только) восточнее, находится (другая) батарея, 12-пушечная. Обе батареи расположены так, что всякое (судно), проходящее между Кроншлотом и островом, подвергается их огню.

С (Ритусара) я отбыл на веслах после полудня; вице-адмиральский корабль приветствовал меня 11 выстрелами. В тот же вечер я вернулся в Петербург.

5-го. Из Нарвы получены дурные вести: чума в (этом городе) усилилась, (между тем) от (Петербурга) он отстоит всего на 164 версты.

Царь пошел в Кроншлот на своем буере под парусами. Иной раз он сам-друг или сам-третей плавает таким образом целый день без особой цели, единственно для препровождения времени, чтоб отдохнуть умом. Таков его обычай.

8-го. У меня были в гостях [обедали] все пребывающие здесь иностранные министры.

В 10 ч. вечера, в слободе насупротив, за Невой, произошел пожар; весь базар и суконные лавки, числом с лишком 70, обращены в пепел; на площади не осталось ни одного дома; все, что только могло сгореть, сгорело, вплоть до болота, отделяющего базар от прочих домов (слободы). Великим несчастьем было то, что царь, находившийся в этот день в Кроншлоте, сам (на пожаре) не присутствовал. Мне нередко приходилось видеть, как он первый являлся на пожар, привозя в своих санях маленькую пожарную трубу. Он сам (принимает участие) во всех действиях, прилагая руку (ко всему), и так как относительно всего обладает необыкновенным пониманием, то видит сразу, как надо взяться за дело, отдает сообразные приказания, сам (лезет) в самые опасные места, на (крыши) домов, побуждает как знатных, так и простолюдинов тушить огонь и сам не отступится, пока (пожар) не будет прекращен. Этим (царь) часто предупреждает большие бедствия. Но в его отсутствие (дело происходит совсем иначе). Здешний простой народ равнодушно смотрит на пламя, и ни убеждениями, ни бранью, ни даже деньгами нельзя побудить его принять участие в тушении; он только стережет случай, (как бы что-нибудь) стащить или украсть. (Воровство) случилось и на последнем пожаре: восьмерых солдат и одного крестьянина схватили с поличным. Впоследствии все они приговорены были к повешению. Виселицы, числом четыре, были поставлены по углам выгоревшей площади. (Преступников) привели на место казни, как скотов на бойню; ни священника, ни (иного) духовного (лица) при них не было. Прежде всего без милосердия повесили крестьянина. Перед тем как лезть на лестницу (приставленную к виселице), он обернулся в сторону церкви[269] и трижды перекрестился, сопровождая каждое знамение земным поклоном; потом три раза перекрестился, когда его сбрасывали с лестницы. Замечательно, что, будучи уже сброшен с нее и повиснув (на веревке), он еще раз осенил себя крестом (:ибо здесь (приговоренным) к повешению рук не связывают:). Затем он поднял (было) руку для нового крестного знамения, (но) она, (наконец, бессильно) упала. Далее (восемь осужденных) солдат попарно метали между собой жребий, потом метали его четверо проигравших, и в конце концов из солдат были повешены только двое. Удивительно, что один из них, будучи сброшен с лестницы и уже повиснув (на веревке), перекрестился дважды и поднял было руку в третий раз, но уронил ее.