Книга Кесари и боги - Вера Камша

Обман, сильнейший удар по запястью, уже знакомый треск… Хенилья, ревя от ярости и незнакомой доселе беспомощности, пытается подобрать дубину уцелевшей рукой, теряет равновесие и снова валится на припорошенную белым крошевом гальку.

– Я же говорил, что ты проиграл, – де Ригаско внимательно смотрит на полускрытого валунами истукана, – по-другому быть не могло, иначе зачем бы мы все жили?

– Пусть он покается, – подсказывает успокоившийся Коломбо. – Я засвидетельствую, что ты вернул на путь истинный богохульника…

— Я не дам Хенилье отпущения.— Кому он это говорит? Фидусьяру? Диего? Ожившим статуям?

– Рад?! – орет Хенилья. Он сидит на валунах, как курица на яйцах, а перед ним разбитой скорлупой валяются осколки его тела. – Рад?! Все равно ты никто, слышишь, родич короля?! Ты – бездарь и бабник… Что ты знаешь о славе, чтоб меня судить? Что ты сделал для Онсии?! Позволил загнать ее в задницу, из которой ее вытащил я, слышишь, ты, гранд поганый?!

– Да, я мало сделал для Онсии, – кивает Карлос, – но дети, которые смогли родиться, потому что мы умерли, сделают больше… Или дети их детей. Можешь мне не верить, но слава и титул в сравнении с этим такая чушь! А теперь, Гонсало де Хенилья, защищайся. Если еще можешь…

4

Каменная ступня с треском отлетела в сторону… Как просто все вышло на этот раз, до несправедливости просто.

Хенилья как-то боком, помогая себе уцелевшей рукой, отползает – хочет прижаться спиной к холмику. Будь они живы, хватило бы одного удара. Дополз. То ли сидит, то ли стоит на коленях, закрываясь обломком второй руки.

Надо кончать, но ты так и не приучился добивать. Всегда находился кто-то, кто это сделает, – солдат, загонщик, мародер, наконец… Дерево в руках совсем измочалилось, вряд ли выдержит. Выломать новое? Выломать, подойти и… Про всех грандов не скажешь, но ты и впрямь слабак, бывший герцог де Ригаско. Колошматить до смерти полуживого калеку не для тебя. А что для тебя? Уйти и оставить полный ненависти обрубок нельзя, с какой стороны ни взгляни, хотя тебя Хенилья подыхать бы оставил. Его счастье, что ты не так велик и не так умен…

Обломок скалы сам прыгает под ноги, словно напрашивается. Что ж, подобное подобным… Кто это сказал и по какому поводу? Неважно. Теперь неважно. Услужливый булыжник летит в грудь командора, тот закрывается, но не мрамору спорить с гранитом. С хрустом разлетается предплечье, от и так изуродованной руки остается бесполезный обрубок. Хенилья сидит на коленях у не спасшего его холмика. Ему все ясно, но пощады он не попросит. Ты бы тоже не попросил.

Что ж, теперь совсем немного… Мрамор, бронза, вторая жизнь – это всего лишь продолжение того, что было. Того главного, что вспыхнуло в твой последний день. Все началось в Альконье, здесь и закончится, а с теми, кто бросает своих на смерть, разговор один.

Это где-то рядом, у самого берега… Рядом еще шла череда валунов, словно сумасшедшая великанша рассыпала бусы. Так и есть, мраморный клинок лежит в двух шагах от бронзовой шпаги. В двух человеческих шагах, но как же трудно помнить, что ты теперь ходишь иначе и тебе не нужно дышать, есть, пить, спать… Так много изменилось, а чувствуешь себя прежним, хоть и понимаешь, что не вернешься.

Бронзовое тело послушно нагибается за брошенным Хенильей оружием. Белое лезвие кажется лунным лучом. Как же жаль, но нужно идти до конца.

– Бывший командор Сургоса Гонсало де Хенилья оставил без помощи тех, кого клялся защищать. – Сколько их, слышавших подобные слова, было в Онсии со времен Адалида? Сколько будет еще? – Да будет меч предателя сломан у него на глазах!

Мрамор ломается не сразу, меч словно пытается защищаться, но ему придется ответить за своего хозяина. Так повелось если не с первого дня творенья, то с первого предательства. Последнее усилие, и белое лезвие со стоном лопается сразу в трех местах.

Хенилья видит. Не может не видеть, разве только закроет глаза или отведет взгляд, но это вряд ли. Он тоже идет до конца. Семнадцать лет идет…

Собирать погасшие обломки Карлос не стал, зачем? Подобрал шпагу, привычная тяжесть успокаивала, придавая решимость. Нет, он не боится смотреть в глаза побежденных, просто это уже не нужно. Все сказано и выслушано, а последние проповеди и красивые напутствия оставим тем, кто живет ради хроник…

Обратная сторона холмика оказалась пологой. Десяток шагов, и Карлос очутился прямо над головой Хенильи. Даже сидящий, тот все еще казался огромным. Голова командора была повернута туда, где исчез его враг. Окликнуть? Нет!

В последний удар Карлос вложил все свои силы. Каменный шлем с треском раскололся на куски. Под ногами зарокотало, заржала откуда-то взявшаяся лошадь, плеснуло о берег очнувшееся озеро. Уцелевшая рука командора судорожно сгребла кучу гравия и замерла. Теперь уже навсегда.

– Кончено, – сказал победитель груде белого щебня у подножия и опустил шпагу. Глаза слипались, тело сделалось тяжелым, а какой-то дурак написал, что бронза не устает. Устает, и еще как! Де Ригаско оглянулся. В темной маслянистой глубине по-прежнему цвели звезды, и к ним, словно дорвавшиеся до пастбища быки, тянулись скалы. Где-то здесь были старые друзья и старые враги, белая тварь, стершая с груди Хенильи краденый герб, повзрослевший и седой Хайме, кто-то еще…

– Мой сеньор, – окликнул пляшущий по камням ручей, – у твоего сына твои глаза… Хочешь к нему? Хочешь к своей сеньоре? Я оседлаю коня…

– Не нужно, – то ли сказал, то ли подумал тот, кого прозвали Львом Альконьи. Сон затягивал в лунное озеро, но Карлос все же заставил бронзовое тело нагнуться и поднять лежащий на мраморном крошеве цветок. Алый даже в лунном свете, он казался только что сорванным, и де Ригаско, уже засыпая, поднес алые лепестки к лицу и улыбнулся. Он наконец-то пришел туда, куда нужно. Пришел домой.

Глава 8

1

О том, что Хайме вернулся вместе с Диего, Инес узнала от служанки, имевшей глупость осведомиться, хорошо ли сеньора спала. Проглотившая под бдительным оком Бенеро какое-то зелье, разом покончившее с нерушимым решением дождаться брата или хотя бы известий о нем, Инес зевнула и пожаловалась на странный сон.

Обитательница Гуальдо не колебалась.

– Это все звезды, – уверенно объявила она, – когда они сыплются, в головах все мешается… В полнолуние, конечно, тоже бесятся, не без того, но куда там до исхода лета! Вот и сеньор с гостем со своим до утра проколобродили.

– С каким гостем? – чужим голосом спросила Инес.

– С тем, что ввечеру заявился, – охотно объяснила служанка, сгребая со стула испакощенное Коломбо платье, – седой на полголовы, но вроде не старый. Сеньор, тот сразу к сеньоре шмыгнул, а второй с голубем на башне дурачился, с белым… Красавчик, хоть сейчас в паштет! И где только сеньор такого сыскал? В Гуальдо отродясь птиц не держали, не куриное это место!

Зайти и сказать сестре, что жив и здоров, Хайме, разумеется, в голову не пришло, ну и пусть воркует со своей птичкой. Белый поганец наверняка злится за вчерашнее.