Книга Голубая кровь - Олег Угрюмов

— Посмотри на это иначе: ты велик тем, что сохранил множество жизней наших солдат. Они славят тебя и призывают богов даровать тебе счастье и благополучие. И я их понимаю и поддерживаю.

— Получил письмо от Уны перед самой битвой. Даже некогда было тебе сказать, — глядя в небо, обронил Кайнен. — Девочка отправляется на Южный рубеж. Там снова объявились эти…

— Как она? — спросил Каббад.

— Любит, тоскует, не может пережить потерю Руфа. Кажется, хочет увидеть Килиана и понять, что дальше. Беда в том, что она становится все более безжалостной и бесчувственной.

— Что еще? — спросил Каббад.

— Ей снится тень Руфа.

— Это плохо, — сказал прорицатель, помрачнев.

— А мне вот Либина не снится, — горько молвил Аддон. — Сколько ни прошу ее явиться в мои сны, сколько ни зову. Не снится. Уна счастливая хотя бы тень, хотя бы краешек тени. Я и на это согласен…

— Тебе же сказали, она в хорошем месте и ждет тебя. Не гневи богов, не требуй большего.

— Я всего лишь любящий человек, Каббад. Разве боги могут понять, как мне больно и страшно? Как мне холодно и пусто без нее в этом мире. Разве наша Уна могла бы стать такой непреклонной, останься Либина в мире живых? Она бы утешила нашу девочку, она бы показала ей другой смысл жизни. Что царский венец, когда моя маленькая крошка несчастна? Она просит, чтобы я помог ей справиться с горем, а я… Что я? Я не знаю, как ей помочь, Каббад. Кто бы мне подсказал, как жить дальше.

— Ты знаешь, Аддон, я очень плохой прорицатель, но я настоятельно советую тебе: собирайся, отправляй войска в Каин, скачи туда как ветер. Я поеду с тобой. Что-то должно случиться в нашей крепости, что-то должно произойти в ближайшее время — и это меня тревожит.

— Что ты видишь? — испугался Кайнен.

— Тень Руфа, друг мой. Совсем не бесплотную тень нашего Руфа…

А что до богов — то и они могут страдать. И это тем более страшно, что их страдание тянется целую вечность.

Они окружили ее со всех сторон, не давая пройти.

— Зачем ты здесь? — спросил горбоносый. — Это наш мир, сколько можно повторять?

— Не становись у меня на пути, двурукий. Я не готова любить вас, в отличие от моего брата и мужа.

И бронированный хвост сокрушил скалу, осыпав всех брызгами острых мелких обломков.

— Здесь нет места таким тварям, — сказал воин. — Мы уничтожили вас в прошлый раз, мы сотрем вас с лица земли и в этот.

— Посмотрим, козявка, — щелкнула она клыками. — Меня нельзя обмануть и предать. И я люблю убивать. Это единственное, в чем я нахожу утешение и радость. Поэтому лучше не угрожайте детенышу, ибо я не стану ждать. На сей раз я не буду наблюдать со стороны, и вмешаюсь в эту битву. Угадайте, чью сторону я приму?

— Пустые угрозы — признак слабости, — сказал каменный исполин. — Что ты можешь сделать мне или моему брату Улькабалу?

/Клубящийся пар над фиолетовым океаном, и морское божество далекого мира — гигантское существо с тысячами щупалец, — корчится в обжигающей воде. В бессильной ярости оно вздымает и обрушивает валы. размером с горы, заливает далекие берега, волнует бездну, но все это не причиняет ни малейшего вреда великой Садраксиюшти. /

— Я подогрею его водичку, — шипит она. — Только прикоснитесь к детенышу.

— Войны не избежать, — говорит горбоносый. — Люди умеют только воевать, убивать и умирать. Все остальное получается у них очень плохо.

— Твое царство увеличивается, когда уменьшаются царства земных владык, маленький Ягма. — Садраксиюшти распахивает необъятные крылья. — Ты сделаешь все, чтобы война разразилась. Но запомни, я приду за тобой. Я приду за всеми вами.

— Мы будем ждать, — говорит Тетареоф… …Слепой юноша стоит на самом краю отвесной скалы, нависающей над ущельем. Внезапно он изо всех сил размахивается и швыряет что-то в бездну.

Крохотные раскрашенные палочки перепуганной стайкой летят вниз…

2

Управитель Микхи чувствовал себя неловко. Ослепительная красавица в золотом венце на каштановых кудрях была его царицей. Но она не переставала быть и маленькой Уной, которой он перевязывал полотном разбитые коленки, помогал прибирать осколки кувшинов, кормил сладостями втайне — от Аддона и Либины и рассказывал самые интересные и страшные легенды.

Он по-прежнему любил ее, но разве мог простой управитель крепости Каин бросаться с объятиями и поцелуями к великой царице Газарры, Ирруана и Шэнна?

Во главе стройных рядов воинов стоял Килиан в сверкающих доспехах и великолепном шлеме с высоким алым гребнем.

Аммаласуна подошла к брату и слабо улыбнулась:

— Здравствуй, эльо Кайнен.

— Приветствую тебя, царица. — Он снял шлем и склонил голову.

И она увидела, что за ухом у него вьется непокорная седая прядь. Почти такая же, как у нее. И появилась почти тогда же.

Она положила на склоненную голову узкую легкую ладонь:

— Пойдем в комнаты.

Проходя мимо Микхи, Уна наклонилась к старику и крепко расцеловала его.

— Я обязательно приду поговорить с тобой, как только закончу все дела с Килианом. Хорошо? И он закивал, смешно тряся белой бородой. Когда Килиан и У на остались вдвоем, в комнате повисло тяжелое молчание. Девушка нервно теребила край своего тонкого зеленого хонедима с вышитыми золотыми птицами. Она избегала встречаться взглядом с человеком, которого большую часть своей жизни привыкла считать братом, и ей от этого было неуютно и неловко. Конечно, теперь ее царский сан служил надежным щитом, и если разговор не получится, то она вправе прервать его в любой момент.

Эльо Кайнен не посмеет противиться воле своей госпожи.

Но ей так хотелось достичь понимания, восстановить хотя бы малую толику их былой близости, доверия, взаимной честности. Ей необходимо было узнать правду, чтобы наконец прекратить терзаться неразрешимым вопросом: что произошло в тот страшный день между ее братом и возлюбленным?

Собравшись с силами, царица подняла глаза на молодого человека и пристально смотрела несколько мгновений. Он отвернулся, побледнел.

— Зачем ты приехала? Я же писал, что здесь опасно.

— Здесь всегда было опасно. Да и в Газарре не так уж тихо. Может быть, там еще страшнее. Здесь мы должны были защищаться от внешнего врага, зато никогда не боялись, что в чашу с вином нам подсыплют яд. А в моем дворце только об этом и думаешь… Все изменилось в моей жизни.

— Все изменилось, — эхом откликнулся Килиан. — Все изменилось в крепости Каин и в моей жизни. Нету прежнего Южного рубежа, каким ты его помнишь.

— Нет и прежней меня. Думаю, не ошибусь, если скажу, что там, над обрывом Улсалус, погиб не только Руф Кайнен, но и милый мальчик Килиан, которого мы все так любили. Так что и самого Килиана Кайнена, каким я его знала, тоже нет.