Книга Мистика русского православия - Роман Багдасаров

Когда человек знает нечто новое, скрытое от других, он начинает лучиться, испускать энергию. Чем привлекает чуткие сердца, ловящие в порывистых жестах, огненном взоре ток перемен. «Коль любить, так без рассудку… Коли спорить, так уж смело» — эти знаменитые строки Алексея Толстого посвящены его другу и тёзке Уварову в 1854 году. То был период окончательного разрыва Уварова с ординарной карьерой. Управляя Московским учебным округом, граф видел, что воюя с

_287

косностью бюрократов, только попусту тратит энергию и предпочёл стезю свободного филантропа. Впрочем, даже отказ Уварова от чиновничьей карьеры выплеснулся протуберанцами бешеного креатива. В имениях графа Поречье и Холм, где с ним делили досуг Толстой и братья Жемчужниковы, родился великий Козьма Прутков. Его первые вирши вписаны в уваровский альбом.

Отдавшись археологии, Уваров-младший расстался со службой — не со служением. Напротив, он на деле занялся воплощением отцовской триады. Её слабым звеном явилась, как ни странно, «народность», поскольку у аристократии не было чёткого образа Древней Руси. А тот, кто не может опереться на прошлое, вряд ли допрыгнет до будущего. Бунтовщики-декабристы весьма чтили прошлое России. Вот только представляли его себе наподобие сценок из «Руслана и Людмилы» незабвенного Александра Сергеевича. Отсюда и результат плачевный.

Надо было с чего-то начинать, и молодой дипломат решил поступить с античными пристрастиями соотечественников дипломатично. Нравятся греки? Воп! Будем копать эллинские полисы Тавриды, но сделаем это образцово-показательно, чтоб жук не кашлял. Уваров вызывается положить конец беспрецедентному расхищению древностей Причерноморья. Составляет список наиболее примечательных мест и просит разрешить археологическую разведку. За свой счёт, разумеется. Поездку одобряет Николай I. Она превратилась в первую постоянно действующую археологическую экспедицию России.

С приходом лета граф, как птица, летел на юг, а там как крот бороздил древние периметры Херсонеса, Ольвии, Мангупа, Кафы, Неаполя Скифского. Всякий раз необходимо было управиться до осени, поскольку зимой всё, что оставляли в раскопе археологи, подчищалось предприимчивыми местными татарами. Конечно, помощники в Крыму тоже нашлись: живописец Айвазовский, безвозмездно делавший планы и зарисовки, или глава караимов Чуфут-Кале, взявшийся, пройдя инструктаж графа, копать в его отсутствие.

В Петербург потянулись подводы с капителями, надгробными плитами, керамикой, монетами. Было найдено немало золотых украшений, причудливой утвари, расчищены стены крепостей, улицы, дома,

Портрет И.Е. Забелина. Художник И.Е. Репин. 1877

_289

храм IV века. Особенно впечатлила публику напольная мозаика, которую пронумеровали, а затем смонтировали уже в Эрмитаже. Правительство доверяет Уварову курирование других раскопок, выделяет дотации.

Коррективы вносит Крымская война. Под пушечную канонаду граф начал раскопки Херсонеса Таврического, но вынужден был отступить. Тогда Уваров решает отстаивать свои открытия с оружием в руках. Он едет в свой имение Карачарово (кстати, родина Ильи Муромца), набирает дружину из добровольцев, дабы выступить на подмогу героям Севастополя. К сожалению (счастью?), схватиться с противником они не успели. Пока Уваров вместе с кадровыми офицерами обучал крестьян пехотному ремеслу, пока добирался до Крыма, Севастополь пал.

Цепочка оживления

Советские энциклопедии Алексея Сергеевича не жаловали, пеняя на его «дилетантизм». Копая курганы на Владимирщине (граф вскрыл более семи тысяч), Уваров крестил останки погребённых, если признавал их за язычников, и повторно отпевал, если обнаруживал христианские атрибуты. Потом с почётом перезахоранивал. А вот «паспортизацию» останков не производил. На его фоне археологи СССР настоящие профи. Завершив хвалёную паспортизацию, они, как правило, бульдозером задвигали кости в братскую яму.

Алексей Сергеевич был явно религиозным человеком, о чём свидетельствуют чёрточки благочестия. Так, перед свадьбой он уехал вместе с невестой на четыре дня в Троице-Сергиеву лавру поговеть, что среди аристократов его круга не так уж часто встречалось. Это свойство прекрасно ощущали иезуиты и католические монахи. До Уварова ни один русский учёный не мог получить допуск к занятиям в Ватиканской библиотеке, однако её кардинал-хранитель, познакомившись с графом, сразу выдал тому разрешение.

Щепетильность Уварова к потревоженным могилам наводит на серьёзные размышления. Сегодня не остаётся сомнений, что археологические занятия он рассматривал как мистическое призвание. Вороша

290 _

погребения, можно пробудить к жизни как благие, так и губительные силы. Покоящиеся — отделённая от настоящего часть нас самих. Они могут быть неприкосновенным ресурсом, а могут — страшным вирусом, запечатанным в безопасное хранилище. Вот почему даже вскрытие святых мощей обставлено в церковной традиции серией ритуалов, которые неукоснительно соблюдаются, когда решают прославить того или иного праведника. Известны красноречивые факты некоторых эксгумаций, которые вели к разрушительным катастрофам. Во всяком случае, таков порядок событий.

Разрывшее в середине марта 1917-го могилу Распутина Временное правительство не дотянуло и до конца года, а Россия была ввергнута в братоубийственную войну. 20 июня 1941 г. доблестные советские археологи вскрыли гробницу великого завоевателя Тимура-Тамерлана. Как говорится, комментарии излишни.

Судя по действиям Алексея Сергеевича, некрорегламент был ему откуда-то известен. Однако его интересовало не амнистирование джиннов, которым увлекался Аладдин, а воскрешение образа ушедшей России ради крепости духа потомков. Реаниматология руководствуется концепцией «цепочки выживания», состоящей из последовательных акций возвращения человека к жизни. Главные правила цепочки — очерёдность и непрерывность. Первый этап нацелен на поддержку дыхания и кровообращения, без них реанимация невозможна.

Чтобы оживить прошлое целой страны, следует прежде всего выявить связь её основателей со здравствующей элитой. Это поняли цари Михаил Феодорович и Алексей Михайлович, восстановившие многие мемориальные места Древней Руси. Например, была сооружена часовня там, где «зразилась» с терема княгиня Евпраксия Рязанская (с. 163–165). Если локализация была одобрена верховной властью, в XVII веке никто не кидался её поправлять. В XIX веке ту же операцию следовало произвести по отношению к самой эпохе первых Романовых. Причём никаким авторитетом прикрыться было уже нельзя. Всех волновала чисто материальная подлинность.