Книга Главнокомандующие фронтами и заговор 1917 года - Максим Оськин

Как известно, главкоюз ген. А.А. Брусилов, чтобы облегчить действия на направлении главного удара, наносил свой главный удар 8-й армией ген. А.М. Каледина, стоявшей на стыке с Западным фронтом. То есть, во-первых, Брусилов оттягивал на себя часть тех неприятельских резервов, что могли быть посланы против Эверта. А во-вторых, всегда мог влить порыв своих войск в тот прорыв, что будет совершен армиями Западного фронта. Правда, генерал Брусилов не учел не только эвертовского нежелания наступать, но и взаимодействовать с ним, с Брусиловым.

Исполняя повеление Верховного главнокомандующего, откликнувшегося на просьбы Италии, где в середине мая австрийцы перешли в наступление, 22 мая армии Юго-Западного бросились вперед. Начало прорыва на неделю раньше предположенного всетаки позволяло рассчитывать, что за то время, пока Брусилов будет громить австрийцев, германцы окажут своему союзнику посильную помощь, что облегчит главный удар на виленском стратегическом направлении силами Западного фронта. Действительно, после того как за пять дней ожесточенных боев две австро-венгерские армии оказались уничтожены, а еще три потерпели тяжелое поражение, германское командование перебросило часть своих резервов в Ковель и под Черновицы, дабы закрыть разрывы оборонительного фронта в районах ударов русских 8-й и 9-й армий. Уже с 27 мая германские части появились перед соединениями генерала Каледина.

Однако этот же день стал переломным в кампании 1916 г. на Восточном фронте. Видя неимоверный успех соседа и желая отделаться от наступления, но в то же время не имея воли открыто отказаться от удара, ген. А.Е. Эверт просит об отсрочке начала наступления. И Ставка не сумела отказать главкозапу. Дело в том, что главнокомандующие фронтами напрямую подчинялись только императору, которым и назначались на свои посты. Начальник штаба Верховного главнокомандующего не мог собственными усилиями заставить главкомов жестко подчиняться уже принятым решениям. Следовательно, в условиях невмешательства главковерха в оперативно-стратегические проблемы генералу Алексееву приходилось действовать уговорами, а не приказами, на отдачу каковых он, собственно говоря, в отношении главнокомандующих и не имел права. Выходило, что, «являясь начальником штаба Ставки, Алексеев, по сути, осуществлял оперативное управление войсками, производил планирование операций и уже готовые решения и директивы предлагал императору на утверждение. И так как Верховный с готовностью принимал такую помощь начальника штаба, то весьма скоро Михаил Васильевич стал напрямую работать с командующими фронтами, флотами и армиями, принимая многие решения самостоятельно. С одной стороны, никто не мешал ему творить, совершенствуя на практике ранее обретенные знания и навыки в области стратегии, с другой — по своему положению он все же был ограничен в реализации выработанных им планов, так как последнее слово было за Верховным»{252}.

Директива Алексеева от 27 мая разрешала Западному фронту отложить удар до 3 июня (1 июня Эверт выпросит отсрочку до 6 июня). Таким образом, наносивший всего только вспомогательный удар Юго-Западный фронт должен был драться в одиночку не неделю, а уже все две. Между тем тяжелая артиллерия и резервы заблаговременно сосредоточивались на Западном фронте. Не имея этого, А. А. Брусилов не мог надлежащим образом развить успех прорыва и был вынужден сдерживать войска, понесшие большие потери в тактической зоне неприятельской обороны.

Главкоюз, понимая, что его удача может захлебнуться, требовал отСтавки давления на штаб Эверта, чтобы побудить его наступать как можно быстрее. При этом Брусилов даже пытался обвинить Эверта в «предательстве», как нарушении интересов стратегического наступления, что повторил впоследствии и в мемуарах. В свою очередь, Эверт не желал «работать во славу Брусилова». Подобного рода «выяснение отношений» между генералитетом было делом обычным, скорее можно было бы удивиться, если б их не было. Английский ученый пишет так: «Когда идет большая война, кажется, можно не придавать значения… мелким ссорам между генералами, подобному свидетельству того, что им тоже не чужды зависть и злоба. Единственное, что имеет или должно иметь значение — результативны их действия или нет? Могут ли они предлагать мудрые решения и прилагать все силы к тому, чтобы побеждать в сражениях ценой минимальных потерь человеческих жизней?»{253}

Давление Брусилова на Эверта не было беспочвенным. Ведь генерал Брусилов, помня о планах Ставки, старался действовать, прежде всего, во имя помощи наносившему главный удар Западному фронту. Поэтому главкоюз отказался от переноса удара на Рава-Русскую, для развития успеха против австрийцев, предпочитая увязнуть под Ковелем, чтобы развивать наступление совместно с армиями Западного фронта. Главкозап же не торопился с операцией. Успех прорыва под Луцком побудил А.Е. Эверта обратиться к Алексееву не только с просьбой об отсрочке начала наступления, но и о переносе района этого наступления. Впоследствии Брусилов с негодованием вспоминал: «Я хорошо понимал, что… весь вопрос состоит в том, что Алексеев хотя отлично понимает, каково положение дел и преступность действий Эверта и Куропаткина, но, как бывший их подчиненный во время японской войны, всемерно старается прикрыть их бездействие и скрепя сердце соглашается с их представлениями… Будь другой Верховный главнокомандующий — за подобную нерешительность Эверт был бы немедленно смещен и соответствующим образом заменен, Куропаткин же ни в каком случае в действующей армии никакой должности не получил бы. Но при том режиме, который существовал в то время, в армии безнаказанность была полная, и оба продолжали оставаться излюбленными военачальниками Ставки»{254}.

Более того: 30 мая ген. А.А. Брусилов просил командарма–3 ген. Л.В. Леша оказать помощь в атаке на ковельский укрепленный район. 3-я армия входила в состав Западного фронта, и, казалось бы, раз уж наступление фронта откладывается, то тем более частный удар одной армией станет полезен для успеха общего дела. На следующий день 3-я армия атаковала одним корпусом. Но и только. В итоге главкоюзу пришлось постоянно думать о своем «провисавшем» правом фланге, который так и не был прикрыт штабом Западного фронта. Таким образом, 3-я армия, которая выполняла на Западном фронте роль прикрытия южного фланга, не помогла 8-й армии Юго-Западного фронта на его северном фланге, оставаясь пассивной. Очевидно, что такая позиция была занята под указаниями генерала Эверта, ибо, разумеется, Леш не мог не доложить ему о просьбе Брусилова 30 мая.

Юго-Западный фронт выполнил свою задачу и перевыполнил. Противостоявшие австро-венгерские армии были разгромлены, а то и уничтожены, и против 8-й и 9-й армий потекли германские резервы. Теперь следовало бить севернее Полесья, однако сроки наступления откладывались. Выходило, что Западный фронт, который должен был наносить главный удар, бездействовал, позволяя противнику наращивать свое сопротивление против Юго-Западного фронта. Выхода было два: немедленно передать на Юго-Западный фронт главный удар (максимум) или развернуть армии Брусилова на Рава-Русскую и Львов, прикрывшись со стороны Ковеля 8-й и 3-й армиями. Тем не менее, всячески оттягивая сроки перехода в наступление, А.Е. Эверт всячески стремился поощрить движение войск Брусилова именно на Ковель. То есть — на помощь Западному фронту. Но при этом Западный фронт оставался в бездействии.