Книга Короли Молдаванки - Ирина Лобусова

Молодой человек заставил Гепнера открыть сейф и забрал всё, что в нем было, – один миллион сто тысяч рублей. Гепнер заломил руки:

– Что вы делаете! Что же вы делаете! Мои дети умрут с голода!

– Ну, не прибедняйтесь! Вы очень скоро заработаете еще больше. Даже во время революции, месье Гепнер, люди не перестанут есть сладкое. Так что очень быстро вы заработаете себе еще один миллион.

– Но чем я заплачу рабочим? Их дети умрут с голода!

– Да что вы прицепились ко мне с вашими детями! Вы же платите рабочим копейки – удивительно, как они до сих пор не умерли с голоду! Платили бы людям нормально, не хранили бы в сейфе миллион, и тогда мы не пришли бы вас грабить! Так что вы сами виноваты.

– Я разорен… полностью разорен…

– Месье Гепнер, я забрал не сахар на вашем заводе, а всего лишь миллион рублей из вашего сейфа. И не надо рассказывать мне сказки, что вы заработали этот миллион честным образом, уплатив зарплату рабочим перед Новым годом и отвалив в казну все налоги. У меня уши отвалятся вас слушать! Ну, раз у вас такое чувствительное сердце, так и быть, чтобы все ваши дети не умерли с голоду, сто тысяч я вам оставлю. И учтите: это не вам, а вашим детям на молоко!

Молодой человек положил обратно в сейф две пачки по 50 тысяч рублей.

– В отличие от вас, месье Гепнер, я никогда не забираю у человека последнее. Помните об этом. Нет, провожать не надо. Продолжайте праздновать. Мы найдем выход сами.

Налетчики ушли так же внезапно и быстро, как появились. К утру вся Одесса только и говорила о том, как в новогоднюю ночь Мишка Японец ограбил сахарозаводчика Гепнера, забрав у него один миллион рублей.

Глава 20

Свидание в Тюремном замке. Рассказ Корня о детском приюте. Глаз от мадам Татарской. Клуб повешенных

Тюремный замок на Люстдорфской дороге высился напротив Второго Христианского кладбища, и место это считалось самым плохим во всем городе.

Высокие стены из темно-красного кирпича навевали уныние и тоску, а густые решетки только подчеркивали безнадежность положения тех, кто находился за ними.

Здесь повсюду были жандармы. Смотровые вышки, расставленные по периметру вокруг тюрьмы, обеспечивали полный обзор местности на много километров вокруг. Люди сторонились страшного места, так что прохожих почти не было. Лишь раз в месяц в мрачной стене из темного кирпича открывалась дверь, и возле этой двери выстраивалась очередь. В тюрьму принимали передачи. И не было ничего страшнее этой безнадежной, притихшей очереди.

Вот в такой очереди возле Тюремного замка стояли Таня и Корень. Они принесли передачу Геке. Для обоих прийти к тюрьме было смертельным риском. Особенно страшно рисковала Таня, ведь сыскная полиция до сих пор искала подельницу Геки, хипишницу с Дерибасовской, хотя эта знаменитая хипишница не появлялась на Дерибасовской уже не один месяц. Сыскари по обрывкам куцых розыскных данных составили ее предполагаемый портрет.

В нем фигурировала высокая худая девица с длинными рыжими волосами и едва заметным шрамом на левой щеке, разговаривающая с легким иностранным акцентом, – то есть полная противоположность Тане. Но следовало отдать должное розыскной деятельности полиции – именно в таком виде Таня участвовала в двух последних своих «налетах» (до ареста Геки). А рыжий парик с длинными волосами до сих пор пылился под Таниной кроватью – она все собиралась его сжечь, да как-то руки не ходили.

В очередь Таня оделась, как бедная крестьянка, завернув голову в уродливый пуховый платок. Она играла старую и некрасивую жену Корня, который тоже был загримирован под крестьянина. Гримом Таня даже дорисовала себе морщины. Получилось убедительно, никто не узнал бы ее так. Она не узнавала саму себя, ни внутренне, ни внешне, и с ходу сразу поддалась острому чувству безнадежной тоски, исходящей от тюремных стен.

Ни Тане, ни Корню не светило свидание с Гекой: Людоеду все свидания были запрещены. Все, что они могли, только оставить немного продуктов как разрешенную передачу, хотя и не были уверены в том, что до Геки эти продукты дойдут.

Корень тоже рисковал, появляясь возле тюрьмы. Многие жандармы знали в лицо одного из королей Молдаванки, и достаточно было лишь подозрения, чтобы Корень оказался на соседних нарах с Гекой. Особенно теперь, когда людей отправляли в тюрьму без малейших оснований для ареста – просто так, ни за что.

Но Корень считал Геку своим братом, и поэтому без малейших колебаний пожертвовал бы своей жизнью, если б этим мог его спасти. Однако жизнь его была не нужна.

Поэтому, когда стал известен день приема передач в городской тюрьме, и Таня, и Корень без малейших сомнений отправились туда. К тому моменту они были единственными в мире людьми, кого волновала и тревожила скромная судьба Геки. Его успели позабыть в преступной среде – таков жестокий криминальный мир.

Для того, чтобы изменить внешность, Корень даже отращивал усы и бороду. Таня помогла ему выкрасить волосы в другой цвет. Она же придумала легенду для жандармов, если вдруг их спросят, кто они такие, эти двое крестьян, передающих передачу выросшему в приюте сироте Геке.

– Дальние родственники со стороны отца, который умер до рождения Геки. А мать выбросила ребенка в приют, – твердила легенду Таня. – Мы знали о судьбе мальчика, но забрать к себе не могли, так как едва сводим концы с концами. Мы – крестьяне из Бессарабии, живем в Аккерманском уезде. Ты – жалкий подсобный рабочий, работаешь всю жизнь на местного барина, я – твоя жена, и у нас семеро детей. Мы еле-еле сводим концы с концами, но Геке принесли, что могли.

Корень назубок выучил легенду. По легенде передача, которую подготовили они для тюрьмы, тоже была скромной. Мешочек отварной картошки, кусок сала, завернутый в чистую тряпицу, краюха хлеба, кружок кровяной колбасы. При виде этой скромной крестьянской еды у Тани разрывалось сердце. Она готова была накупить для Геки самые дорогие деликатесы из лучших магазинов – рябчиков, балык, шампанское, паюсную икру… Но это было невозможно. А потому приходилось играть свою роль.

Когда они еще до рассвета заняли место в конце уже длинной очереди (люди стояли там с вечера и всю ночь проводили под стеной, ожидая, когда раскроются двери тюрьмы), Таня с удовлетворением отметила, что они с Корнем ничем не отличаются от всех прочих, находящихся здесь. Это была очередь из крестьян и городской бедноты, самых обездоленных и несчастных людей, и без того горькая доля которых стала еще ужасней и горше.

Корень страшно нервничал (любой вор жутко нервничает при виде тюрьмы), но Таня все время пожимала ему руку и в конце концов заставила успокоиться. К полудню, когда они отстояли уже больше семи часов, небо затянуло тучами и начал идти мелкий, колючий снег, сделавший пребывание людей в этой очереди еще более тягостным.

– Это за что… Опилки под шкурой… – Корень усмехнулся, оглядывая мрачные стены тюрьмы, – он в приюте выжил… А здесь и подавно выживет… Не сломается.