Книга Механизмы радости - Рэй Брэдбери

– Есть либеральные, свободно мыслящие кинотеатры с широкими проходами, колоссальными выходами и величественными, просторными уборными. В некоторых – огромное количество фарфора, там даже эхо собственного голоса может повергнуть вас в ужас. А есть киношки – ну прямо скупердяйские мышеловки с такими узкими проходами, что и дышать-то невозможно, коленями упираешься в передний ряд, а в дверь протискиваешься бочком, когда выходишь в мужской туалет в кондитерскую через дорогу. Каждый кинотеатр тщательно обследуют до, во время и после спринта, при этом учитываются все факторы. Только тогда судьи выносят решение, и время, показанное бегуном, признается хорошим или позорным, в зависимости от того, пришлось ли ему прокладывать путь сквозь смешанную толпу мужчин и женщин, или состоящую преимущественно из мужчин, или преимущественно из женщин, либо – что хуже всего – через сборище детей на утренних и дневных сеансах. Сложность тут в том, что всегда есть искушение косить детей, как траву, разбрасывая в стороны; поэтому мы прекратили подобную практику. Теперь соревнования проходят главным образом по вечерам здесь, в «Графтоне»!

Толпа остановилась. Мерцающие огни кинотеатра искрились в наших глазах и золотили лица.

– Идеальное помещение, – проговорил Фогарти.

– Почему? – спросил я.

– Проходы тут не очень широкие и не слишком узкие, выходы расположены удобно, дверные петли всегда смазаны, а зрители представляют собой достаточно однородную смесь из болельщиков и таких парней, которые не будут сторониться, если вдруг спринтер от переизбытка энергии чересчур быстро ринется по проходу.

Вдруг мне в голову пришла мысль:

– А вы… уравновешиваете силы своих бегунов?

– Еще бы! Иногда мы меняем выходы, если старые уже слишком хорошо изучены. Или надеваем на одного летнее пальто, а на другого – зимнее. Бывает, сажаем первого парня в шестом ряду, а второго – в третьем. А то кто-нибудь окажется ужасно, прямо-таки необузданно проворен, и тогда мы нагружаем его самым тяжелым бременем из всех…

– Выпивкой? – сказал я.

– Чем же еще? Вот сейчас Дуна, так как он совершенно трезвый, надо дважды уравновесить. Нолан! – Тимулти вытащил из кармана фляжку. – Сгоняй быстренько внутрь, пусть Дун сделает два глотка, больших.

Нолан исчез.

Тимулти продолжал:

– Поскольку Хулихан сегодня вечером уже побывал во всех четырех провинциях, то достаточно нагрузился. Теперь их шансы равны!

– Хулихан, можешь заходить, – объявил Фогарти. – Пусть наши поставленные деньги будут тебе пухом. А мы через пять минут ждем тебя вон у того выхода – с победой!

– Давайте сверим часы, – предложил Кланси.

– Сверь мою задницу! – огрызнулся Тимулти. – Кроме как на грязные кулаки, нам смотреть не на что. Только у тебя одного, Кланси, есть часы. Хулихан, входи!

Хулихан пожал всем нам руки, как будто отправлялся в кругосветное путешествие. Потом, помахав на прощание, скрылся во тьме кинотеатра.

В тот же момент на улицу выскочил Нолан, держа в поднятой руке полупустую фляжку.

– Дун уравновешен!

– Отлично! Кланнери, пойди проверь соперников, убедись, что они сидят строго напротив друг друга в четвертом ряду, как договаривались, что кепки на головах, пальто наполовину застегнуты, шарфы надеты правильно. Потом возвращайся и доложи.

Кланнери убежал в темноту.

– А как же контролеры? – поинтересовался я.

– Внутри, смотрят картину, – ответил Тимулти. – Тяжело ведь все время стоять. Они мешать не будут.

– Уже десять тринадцать, – возвестил Кланси. – Через две минуты…

– Старт, – сказал я.

– Ты отличный мужик, – похвалил Тимулти.

Наружу выскочил Кланнери:

– Все в порядке! Сидят правильно, остальное тоже как надо!

– Во, уже кончается! Это всегда слышно: в конце любой киношки музыка как с цепи срывается.

– Ага, громче, – согласился Кланнери. – Артистка уже поет вместе с хором и оркестром. Надо бы завтра сходить посмотреть фильм целиком. Очень хороший.

– А какая мелодия?

– К черту мелодию! – перебил Тимулти. – Осталась одна минута, а они тут про мелодию!.. Делайте ставки. Кто на Дуна? Кто на Хулихана?

Все затараторили, начали передавать туда и сюда деньги, главным образом шиллинги.

Я достал четыре шиллинга:

– На Дуна.

– Даже не взглянув на него?

– Темная лошадка, – прошептал я.

– Отлично сказано! – Тимулти крутился во все стороны, отдавая распоряжения. – Кланнери, Нолан – в зал, следите за проходами! Хорошенько смотрите, чтобы никто не вскочил, пока не вспыхнет «КОНЕЦ».

Кланнери с Ноланом убежали, радуясь, как мальчишки.

– А сейчас все отойдите от выходов. Мистер Дуглас, стойте здесь, рядом со мной.

Люди расступились, образовав живые коридоры у двух закрытых дверей.

– Фогарти, приложи ухо к двери!

Фогарти выполнил распоряжение. Глаза его расширились.

– Музыка ужасно громкая!

Один из парней Келли толкнул в бок брата:

– Сейчас кончится. Тот, кто должен умереть, в этот миг гибнет. Остающийся в живых склоняется над ним.

– А теперь еще громче! – сообщил Фогарти, приникнув головой к двери и шевеля пальцами, словно настраивая радиоприемник. – Во! Это уж точно заключительное та-та перед тем, как на экране появляется «КОНЕЦ ФИЛЬМА».

– Приготовились! – скомандовал Тимулти.

Мы все как один уставились на дверь.

– Гимн!

– Внимание!

Мы застыли по стойке «смирно». Некоторые подняли руки, отдавая честь.

– Кто-то бежит, – проговорил Фогарти.

– Кто бы это ни был, он взял хороший старт…

Дверь распахнулась.

Появился Хулихан, улыбающийся так, как улыбаются только задыхающиеся победители.

– Хулихан! – вскричали выигравшие.

– Дун! – возопили проигравшие. – Где Дун?

Действительно, Хулихан был первым, но его соперник вообще отсутствовал.

Из кинотеатра на улицу уже вытекала толпа.

– Может, этот идиот перепутал двери?

Мы ждали. Толпа на улице вскоре рассосалась.

Тимулти первым вошел в пустое фойе.

– Дун?

Но там никого не было.

А может быть, заглянул кое-куда? Кто-то широко открыл дверь мужского туалета:

– Дун?

Ни ответа, ни звука.

– Господи, а что, если он сломал ногу и валяется где-нибудь в зале в смертельной муке?