Книга На Фонтанке водку пил - Владимир Рецептер

А разница между вами и нами в том, что каждый из нас был арестован с рождения и всю свою советскую жизнь проводил с этой самою подпиской…

И вдруг — на гастроли, за кордон, за бугор!.. На волю, в пампасы!..

Ну, конечно, за бугром — настоящая слежка, у гостиничных стен — чуткие уши, но в то же время и настоятельные подсказки руководящих лиц:

— Вы — свободные люди! Вы — римляне Третьего Рима, товарищи!..

И вы начинаете верить в предложенную роль, и мысли ваши делаются некоторым образом свободными…

Иллюзия свободы — вот что такое гастроли, господа!..

По этому поводу вспомнился автору славный эпизод незабвенных 60-х годов, когда Р., прибывший из своей азийской провинции, впервые услышал спетую Зиной Шарко и Сережей Юрским песенку о свободе. Они составляли тогда дружную пару и исполняли на сцене и в закулисных посиделках смешные номера и веселые скетчи. Начиналась песенка так: «Раз в Ростове-на-Дону попал я первый раз в тюрьму, на нары, блин, на нары, блин, на нары. Сижу на нарах, жрать хочу, не помню строчки, чу-чу-чу, кошмары, блин, кошмары, блин, кошмары». В результате приключенческих событий ситуация счастливо менялась, и для героя наступала «слобода, блин, слобода, блин, слобода!..».

Ни за что не расскажет автор, в каких лирических обстоятельствах оказались тогда все четверо, ни под каким видом не откроет ни петербургского адреса, ни четвертого нежного имени. И, век свободы не видать, не забудет ту странную ночь, когда обе красавицы обыграли артистов Ю. и Р. в карты, оставили в дураках, велели раздеться до пояса и сидеть за веселым столом с обнаженными торсами, наслаждаясь короткой отвязкой…

Никакого наглого продолжения или дурного смысла. Каприз летних посиделок, не более. Игровой морок белых ночей. Чудная прекрасная молодость. Легкое помешательство внезапной воли. Тайна. Радость. Нева…

Ну ладно… Вы уже поняли, что гастроли — квинтэссенция театрального воздуха, и БДТ в этом смысле очень даже везло. Во всяком случае, начиная с 1963 года, чему свидетелем артист Р.: в том году состоялись первые гастроли БДТ в Болгарии и Румынии, и он в них попал. А став сольным концертантом, Р. гастролировал не только с театром, но и единолично от имени таких могучих организаций, какими являлись Ленконцерт, Росконцерт, Союзконцерт и даже Москонцерт, причем каждый год, так что, может быть, третью часть своей актерской жизни Р. провел в разнохарактерных и постоянных гастролях.

В начале восьмидесятых, например, для того чтобы закончить ремонт на Фонтанке, БДТ устремился и в загранку, и в Омск, и в Тюмень, с отчаянной самочинной отлучкой одного энтузиаста и одного дурака (артист Заблудовский и артист Р.) в исторический Тобольск…

Тут уж было проведено специальное собрание, где Валя Ковель от имени профсоюза нацеливала нас на дальнейшее окончание ремонтных работ, а директор Суханов объяснил, что театру предстоит освоить семьсот двадцать тысяч советских и двести шестьдесят тысяч инвалютных рублей, отчего и готовился беспримерный разъездной сезон. Не забудем также упомянуть, что по специальному разрешению министерства дирекция БДТ получила право выплачивать до пятидесяти процентов гастрольной надбавки. «Ага, ага, гип-гип-ура!» (артист М.)

Понимаете, господа, здание бывшего Малого театра, построенное в 1870 году на набережной Фонтанки архитектором Фонтана (какое созвучие!), в начале ХХ века, к несчастью, горело, и в дело его восстановления пришлось вмешаться архитектору Гаммерштедту… К началу же 80-х в результате войн, революций, блокады и смены репрессивных погод дом пришел в ветхость. Чтобы поддержать БДТ и улучшить условия нашего труда, и затевался ремонтный аврал. Предстояли: реконструкция кровли, реставрация живописного плафона, лепных и архитектурных деталей, воссоздание позолот, настил паркета. На репетиционной сцене ставили радиооборудование, «подстрочный» свет, круг и кольца, подвешивали штанкеты. Нас заботила отопительная система, возвращение на взлет парадного входа двух бронзовых фигур с канделябрами (одна из них нашлась на складе, другая почему-то — в театре Ленсовета); главное фойе, гардероб, то есть вешалка, с которой, по словам Станиславского, начинается театр, ну и, прошу прощения у дам, туалет. А большая и шесть других лестниц?! А центральный и два побочных буфета?! Автор оказался бы небрежен, не упомянув прокладку дренажа под сценой, установку гидравлического подъемника к ней, то есть монтаж финского оборудования «Соастамайнен» и «Хелвар». Для полноты картины вообразите, господа, новый антрактный занавес, метлахскую плитку, уложенную где можно и где нельзя, новые системы комплекса связи и вентиляции с двумя воздуховодами, охранной пожарной сигнализацией и аппаратами автоматического пожаротушения. Кроме того, подрядчикам предстояло заново обустроить фойе любезной артисту Р. Малой сцены и, наконец, приведя в порядок светильники и бра, укрепить люстру в зале, чтобы не грохнулась на головы восторженных зрителей.

И вышли мы вон на целых семь с половиной месяцев, и кочевали по питерским дворцам культуры, городам и весям родины плюс премиальная, лакомая, лакмусовая загранка…

Большой ремонт, как водится, не обошелся без последствий, то бишь многослойных ревизий, советских жертв, частных увольнений и партийных выговоров. Более других подвергалось склонениям имя краткосрочного директора-распорядителя с быстрыми глазами, не то Молочкова, не то Сосункова, в точности вспомнить не могу, да и не больно нужно…

Неожиданно за дверями номера послышался недозволенный шум — стуки, возбужденные диалоги, нервные повизгивания, — и, боясь прозевать нечто существенное, Стржельчик с Рецептером выглянули в коридор навстречу событию, преуменьшить масштаб которого не позволил бы им никто.

Оказалось, что, настроив новенькие японские приемники на волну родного «Маяка», Вадик Медведев и Кира Лавров в разных номерах в одну и ту же минуту услышали Указ Президиума Верховного Совета о присвоении Г.А. Товстоногову звания Героя Социалистического Труда. Вот и вообразите, что сделалось в японской гостинице.

— Ура!.. Ура!.. Победа! — восклицали возбужденные девушки разного возраста. — Какое счастье!.. Слава богу!..

— Наконец-то! — говорили радостные мужчины. — Давно пора!.. Отметить, отметить, не откладывая!..

Нет, вы только подумайте, господа!.. Это надо же!.. Здесь, в Японии!.. Именно теперь, когда темные силы метутся и ветер нам дует в лицо!.. Сказка, просто сказка!.. И в то же время безупречный документированный правительством факт!.. Теперь и мы… Теперь только попробуйте!.. Теперь и у нас, милостивые государи, собственная «Гертруда»!.. Вон!.. Вон и в сторону, сучье племя!.. К черту теперь «датские» спектакли!.. Теперь мы себе все позволим, все, что захотим!.. Трепещите, тираны!.. Воспряньте, рабы!..

Гога вышагнул из номера и принимал горячечные поздравления с тихим, но явным удовольствием. Некоторое время разные двери продолжали открываться и закрываться, лифты шуршали, но за стенами отеля ночной город Осака дышал ровно, а японская слава ждала завтрашнего утра. Выкурив в новом качестве первую сигарету, Мастер вернулся к себе, но отель продолжал жить коллективной лихорадкой, и первые тосты еще на ходу и почти символически обозначили начало главных гастрольных торжеств…