Книга Институт моих кошмаров. Здесь водятся драконы - Алиса Дорн

А даймоны, к которым относились многочисленные духи воздуха и полубоги, со временем трансформировались в земных языках в демонов. Не имевших на самом деле отношения к христианской трактовке. И, вопреки чертовски поганому характеру и неприятной особенности не только заключать договоры (которые они старались не выполнять), но и питаться душами (магией, чувствами), даже не всегда относившихся ко злу. По крайней мере, одна из классификаций делила даймонов на добрых (насколько это было возможно, говоря о демонах, предупреждал автор конспекта, «см. главу о психологии д.») агатодаймонов, тиходаймонов и эудаймонов и злых какодаймонов, подчинявших тела и приносивших безумие.

— Значит, ты агатодаймон? — спросила я у Диза, столкнувшись с ним на кухне тем же вечером.

Я уже не удивлялась его присутствию. Привыкла.

— Нет.

— Тогда…

— Нет, — на мгновение он отвлекся от монитора и посмотрел на меня поверх очков. — В вашем мире есть замечательные слова. «Как жаль, что природа сделала из тебя одного человека: материала в тебе хватило бы и на праведника, и на подлеца».

Гёте, вспомнила я.

— Меня все еще удивляет твое знание классической литературы — при том что о поп-культуре ты понятия не имеешь.

— Имею, — он снова вернулся к компьютеру. — Я читал «Пятьдесят оттенков». Мне хватило.

— Эй! Нельзя судить по одному произведению о всей культуре!

— Но можно всю дорогу судить меня по моему происхождению?

— Кривовата аналогия, не находишь?

Но мне все равно нечего было на это сказать. Повисшую между нами тишину прерывал только быстрый перестук клавиш.

— Возвращаясь к твоему вопросу, — он на мгновение замер, прежде чем нажать на Enter, — моя гувернантка была родом из Англии. Из той эпохи, когда массовая культура только зарождалась. Поэтому расти мне пришлось на Шекспире, Мильтоне и Бронте.

— У тебя была гувернантка? — Вот ведь мажор. — Нет, погоди, это не главный вопрос. Что значит «из той эпохи»? Как такое вообще может быть?

— Была. А ты ожидала обнаружить в Аду муниципальный детский сад? Извини, но социализм обошел нас стороной.

Если ставить вопрос так — нет, не ожидала. Я о жизни в Аду вообще не задумывалась.

— Она была ведьмой, заключившей сделку с Абигором. Давно, еще во время Первой мировой. Попросила, чтобы ее жених вернулся с войны невредимым, и обменяла его жизнь на свое посмертие в Аду. Жених с войны вернулся, даже стал мужем. Но спустя десять лет бросил ее. А договор был уже подписан.

— Мораль сей басни такова, что не стоит заключать сделки с демонами?

— Нет, почему? Если доверяешь, заключай на здоровье.

Доверять демону? Это он хватил. Хотя… Я бросила быстрый взгляд на Диза. До определенной черты… И определенному демону.

— А мораль, если она вообще должна быть, наверное, в том, что никогда нельзя заключать договор и платить собой ради кого-то другого. Такую жертву никто не оценит.

Разве? А как же любовь и самопожертвование?

— И все-таки готова поспорить, — произнесла я, пытаясь разрядить обстановку, — никто, договариваясь с демоном, не думает, что в преисподнюю его затащат ради воспитания чужих детей. Все представляют себе адские муки, но о таком коварстве никто не догадывается.

По его губам скользнула легкая усмешка.

— Да уж. И я не знаю, чего в этом представлении больше: вашего тщеславия или попыток обелить себя, сказать, что не только маги подчиняют демонов и сажают на цепь, но и мы такие же. Хотя на самом деле все гораздо банальнее.

Он опять нахмурился и похлопал ладонью по спинке соседнего стула.

— Раз уж ты здесь, садись ближе. Если ты еще помнишь, ты мне должна проект по гендерным исследованиям.

А ведь я про него чуть не забыла. Тот самый совместный реферат, которым Карин пугала нас еще с первой лекции.

— Я тебе должна? — возмутилась я. — Вообще-то это групповое задание!

— Я за тебя и так эссе писал. А раз сделку ты разорвала, за тобой долг. Между прочим, — добавил он, — должен тебя предупредить, что с твоей привычкой нарушать договоры надо что-то делать. Если тебе еще никто не сказал, это чревато.

Я не стала спрашивать чем и, тяжело вздохнув, пересела.

— Можешь открыть темы?

— Сейчас, — Диз потянулся к клавиатуре, задевая меня плечом.

Список мы рассматривали с одинаково кислым выражением на лицах. Кажется, Карин решила, что занятия были слишком легкими, и надо это компенсировать.

— Можем взять «Права женщин в исторической перспективе», — неуверенно предложил Диз. — Напишем про античные цивилизации — помнится, ты пыталась что-то вещать на эту тему… В крайнем случае воспользуемся звонком другу.

Ага, значит, с поп-культурой он не знаком, а «Кто хочет стать миллионером?» видел?

— В смысле?

— У меня половина родственников до сих пор разговаривает на койне[22]и считает хитон и пеплос[23]модной одеждой. Если они так прикипели к той эпохе, должны помнить о ней что-то еще.

Я попыталась себе это представить.

— Серьезно? Хитоны в двадцать первом веке?

— Поверь, — страдальческим тоном откликнулся демон, — это еще не так страшно. Ренессанс, который никак не отпустит отца, куда хуже. Все эти фрезы,[24]манжеты, даже не говорю про бричес,[25]которые должны считаться пыточным инструментом — настолько они уродливы…

Это объясняло его любовь к джинсам и дешевым футболкам. Но все-такичто за детство у него было, с мертвой гувернанткой, играющим в эпоху Возрождения хозяином дома и жившими (все еще живущими) две тысячи лет назад родичами? И в то же время с компьютерами — не после поступления ведь он решил выбрать информатику в качестве специализации.

— Должно быть, Ад — очень интересное место, — впечатленно протянула я.

— Не для тебя.

— Почему это?

Диз помедлил с ответом.

— Потому что он прекрасен и удивителен. Поразителен, на самом деле. Полон чудес… и чудовищ. И он ни за что не покажет тебе последних, пока не убедится, что ты от него никуда уже не денешься. Он опасен, потому что с ним легко забыть, что красота и жестокость всегда идут рука об руку.