Книга Кольцо с бирюзой - Грейс Тиффани

Она посмотрела на ростовщика, который нетерпеливо постукивал ногой.

— Жид Шейлок, приготовь свой нож.

Невозмутимо улыбаясь, высокий мужчина подошел к Антонио с занесенным ножом. Антонио стоял, опустив руки и глядя в пол, но теперь он снова поднял руки и вызывающе посмотрел на своего противника. Горожане следили за ними в испуганном молчании. Судья спал.

Порция встала между мужчинами. Бен Гоцану она сказала:

— Приготовься отрезать свой фунт мяса. Но не пролей ни капли крови.

Глаза ди Ардженто метались между нею и Бен Гоцаном, купец выглядел растерянным. Гул восхищения пронесся по залу, Порция торжествующе посмотрела на ростовщика.

Бен Гоцан невозмутимо ответил:

— Я крови не возьму. Исаак?

Молодой человек с печальными глазами в красной шляпе поднялся со скамьи и вышел к барьеру, неся ведро и тряпки. Шейлок наклонился через барьер, чтобы взять их, говоря:

— Конечно, я вытру все, что выльется. Кровь останется собственностью синьора ди Ардженто.

Возмущенные крики раздались с галереи. Пот заструился по спине Порции. Проклятый жид! Когда шум стих настолько, что ее уже могли услышать, она подняла руку, останавливая Бен Гоцана, который снова начал приближаться к Антонио со своим ножом. Она взяла с барьера свой свод законов.

— Подожди! — крикнула она. — Смотри отрежь не больше и не меньше, чем фунт: хотя б превысил иль уменьшил вес на часть двадцатую двадцатой доли ничтожнейшего скрупула…

— Хватит медлить, — перебил ее Бен Гоцан. — Мясо будет взвешено настолько точно, насколько позволит инструмент. — Молодой человек в красной шляпе передавал теперь через барьер весы мясника. — Я не шохет, — сказал Бен Гоцан, — но каждый мужчина может отрезать мясо маленькими кусками и взвешивать по ходу дела. Исаак Бен Амос, сын раввина, сегодня здесь вопреки совету своего благородного отца, но он искушен, так же как и вы, мой юный Даниил, в разборе текстов. Вместе вы и он сможете признать, что не нарушен ни один пункт подписанного векселя.

Антонио тихо застонал, но только Порция услышала его. И снова суд превратился в сумасшедший дом. Шейлок Бен Гоцан снова поднял свой нож над ожидающей грудью купца. Со смесью страха и восхищения Порция смотрела на Бен Гоцана.

Она оглянулась на беснующихся горожан. В самом конце зала дверь приоткрылась, и оттуда выглянула побледневшая Нерисса.

«Этот человек не убийца», — вспомнились Порции слова Нериссы.

Порция оторвала свой взгляд от лица Нериссы и посмотрела в глаза мужчины, который удерживал нож в футе от грудины. В этот миг она поняла, что Нерисса была права.

Шейлок Бен Гоцан не стал бы резать. Он разыгрывал великолепную шутку за счет своего врага. В последний момент он бросил бы нож на пол, вежливо поклонился, простил долг и вышел из зала суда. Он просто хотел поднять цену своего милосердия. Продать свое прощение, но не за деньги, а за унижение своего врага. Он явился сюда только для того, чтобы показать христианам их глупость, воплотить их ночные кошмары, сыграть и переиграть роль ужасного жида, и так высмеять их суеверие, и клевету, и ложь.

Но она понимала и еще кое-что, чего не понимал еврей: Антонио жаждал смерти.

Он не умрет. Возможно, он тоже понял это. Но Бассанио не знал этого, и Бассанио никогда не забудет, как Антонио стоял перед жидом, раскинув руки и ожидая удара ножа. Если жид сохранит ему жизнь, то он и Антонио восторжествуют.

А она окажется самым большим глупцом в христианском мире.

Все это мгновенно промелькнуло в голове Порции, и она поняла: предсказание Джессики ди Скиммиа может сбыться. Значит, она должна остановить и милосердие Шейлока и жертву Антония. Она должна остановить Шейлока до того, как он сам остановится. Поэтому, увидев, как его рука с ножом медленно, едва заметно, начала опускаться, она разыграла свою последнюю карту.

Порция быстро пролистала свод законов, затем, потрясенная, будто только что обнаружила там нечто, что на самом деле увидела накануне вечером, сидя над тонкими страницами за своим письменным столом в «Бельмонте», потребовала:

— Погоди, жид. Здесь есть еще кое-что!

Удивленный, Бен Гоцан остановился и уставился на нее, все еще крепко сжимая в руке нож.

Она двумя руками подняла тяжелую книгу.

— Это записано в законах Венеции! По закону чужестранец не имеет права прямо или косвенно покушаться на жизнь кого-либо из местных граждан.

Бен Гоцан побледнел. Он молча смотрел на нее, а зрители на галерее затаили дыхание.

Потом он выпустил из рук нож, и тот со звоном упал на пол. Шейлок кивнул.

— Ах да, — прошептал он. — Чужестранец. — Казалось, он почти не слушал, как Порция, положив тяжелую книгу на барьер, читает, в деталях, законы Венеции, направленные против чужестранцев. Имущество иностранного преступника переходит государству. Жизнь иностранного преступника зависит от милости государства. Закончив читать, она встретилась взглядом с Бен Гоцаном и увидела в глубине его темных глаз что-то такое, от чего ей стало стыдно, и она отвела глаза.

— Разве это государство? — низким, гневным голосом произнес Бен Гоцан, указывая на спящего судью.

— Он — судья! — прогремела в ответ Порция, стыдясь своего стыда. Она снова встретилась глазами с Бен Гоцаном и, на этот раз испепеляя его взглядом, потребовала: — На колени и проси пощады у судьи!

Бен Гоцан посмотрел на нее с глубоким презрением. Он скрестил руки на груди и не шелохнулся.

Антонио опустился на пол. Мужчины на галерее радостно кричали и смеялись. Судья внезапно очнулся и спросил, что происходит, а когда Порция ему все объяснила, призвал всех к порядку. Он заявил, что Антонио свободен, и потребовал от еврея Шейлока разделить свои деньги пополам между государством и Антонио. Сбитый с толку и ошарашенный Антонио сначала покачал головой, потом пришел в себя настолько, чтобы согласиться со своим адвокатом: да, конфискованное имущество ростовщика должно быть, как выразился юный правовед, «поделено с зятем Шейлока, Лоренцо ди Скиммиа, пока жив Антонио, а останься Антонио без наследника, оно перейдет после его смерти к тому же Лоренцо». Шейлок в ужасе посмотрел на Антонио и Порцию, потом обернулся к судье и, воздев кверху руки, сказал:

— Возьмите тогда и мою жизнь, раз вы отбираете у меня средства, на которые я живу!

— Я дарую тебе жизнь, — сказал судья, внезапно оживившись. — Мы милосердны.

— Даруй, но если он станет христианином! — сказал Антонио. В его глазах и в голосе появился вызов. Грациано, теперь спустившийся в зал с галереи, закричал:

— Сделай из него христианина! Сделай из этой собаки христианина! Тащи его к купели в Сан-Марко!

— Быть по сему, — произнес судья. — Приговор будет подписан немедленно. Заседание суда закрыто.

Купцы толпой устремились вниз с галереи, перебрались через барьер и потащили Шейлока Бен Гоцана из зала суда. Молодой Исаак бросился ему на помощь и сам попал в драку. Мужчины с Риальто с воплями сорвали у него с головы красную шляпу и сердце с рукава: