Книга Штамм. Книга 3. Вечная ночь - Чак Хоган

Голые кроны высохших деревьев раздались, и перед Барнсом на фоне загрязненного неба показался замок Бельведер на высоком сланцевом обнажении.

Внизу плотным кольцом вокруг основания стоял целый легион вампиров. Их неподвижность вгоняла в ужас, их сходство со статуями наводило на мысль о какой-то причудливой и до одури амбициозной художественной инсталляции. Когда Барнс со своей охраной приблизился к внешнему вампирскому кольцу, существа расступились (бездыханные, бесстрастные), пропуская их, разрешая им пройти в замок. Барнс остановился, миновав около десяти (приблизительно половину) рядов, оглядел этот внушительный вампирский круг. Он слегка дрожал, зонтик вибрировал так, что грязные дождевые капли подпрыгивали на его поверхности. Нигде ощущение сверхъестественной жути не поражало его так сильно: он находился среди множества хищников, питавшихся человеческой кровью и имевших все основания напиться из его артерий или разорвать его на части, но они стояли, пропуская его если не с уважением, то с вынужденным безразличием. Он словно оказался в зоопарке и шел мимо львов, тигров и медведей, которые никак не реагировали на него, не интересовались им. Это абсолютно против их природы. Настолько велика власть Владыки, их повелителя.

У дверей замка Барнс увидел то, что прежде было Келли Гудвезер. Она стояла перед входом и смотрела на него глазами, не похожими на глаза остальных роботов. Он замедлил шаг, испытывая искушение проявить вежливость, пережиток прошлого мира, сказать что-нибудь вроде «Привет!». Но он просто прошел внутрь, а она проводила его глазами.

Король-вампир появился в темном плаще. Он смотрел на Барнса, а кровяные черви копошились под кожей лица.

Гудвезер принял предложение.

— Да, — ответил Барнс.

А про себя подумал: «Если ты это знал, то зачем мне было вызывать вертолет и лететь в этот продуваемый всеми ветрами замок? Чтобы тебя увидеть?»

Барнс попытался объяснить отношения Эфа со своими соратниками, но сам запутался в деталях. Владыку это, похоже, не очень интересовало.

— Он ведет со своими дружками двойную игру, — сказал Барнс. — Мне он показался искренним. Но я бы все же не стал ему доверять.

Я доверяю его жалкой потребности в сыне.

— Да, я понимаю вашу мысль. А он доверяет вашей потребности в книге.

Заполучив Гудвезера, я заполучу и его дружков. А заполучив книгу, я узнаю все ответы.

— Чего я не могу понять, так это как он нейтрализовал охрану в моем доме. Почему другие из вашего клана не были оповещены.

Это дело рук Рожденного. Он сотворен мною, но в нем течет чужая кровь.

— Значит, он настроен на другую частоту?

Я не могу управлять им так, как управляю другими.

— И теперь он на стороне Гудвезера? Как двойной агент? Перебежчик?

Владыка не ответил.

— Такое существо может быть очень опасно.

Для тебя? Да, очень. Для меня? Нет, для меня он не опасен. Он всего лишь изворотливый. Рожденный стал союзником члена шайки, которого Патриархи рекрутировали для дневной охоты, и остального прилепившегося к нему сброда. Я знаю, где найти о них кое-какую информацию…

— Если Гудвезер сдастся… у вас будет вся необходимая информация для его поимки. Поимки Рожденного, я хочу сказать.

Да. Два отца воссоединятся с двумя сыновьями. В планах Господа всегда есть симметрия. Если он сдастся мне…

Барнс вздрогнул и повернулся на шум за спиной. По винтовой лестнице чуть не кубарем несся подросток с нечесаными волосами, ниспадающими на глаза. Одной рукой он держался за горло. Парнишка тряхнул головой, убирая волосы с глаз, и Барнс узнал черты Эфраима Гудвезера. Те же глаза, то же серьезное их выражение, хотя теперь и искаженное страхом.

Закария Гудвезер. У него явно было какое-то респираторное заболевание, он сипел, лицо его синело.

Барнс замер, потом инстинктивно двинулся к парню. Позднее Барнсу пришло в голову, что он впервые за несколько лет подчинился профессиональному врачебному инстинкту. Он перехватил парня, положил руку ему на плечо.

— Я врач, — сказал Барнс.

Мальчик оттолкнул мужчину, стряхнув с себя его руку, и направился прямо к Владыке. Барнс отлетел на несколько шагов, более всех других чувств его одолевал шок от увиденного. Длинноволосый парнишка упал на колени перед вампиром, который уставился на его измученное лицо. Владыка смотрел на страдающего мальчика еще несколько секунд, потом поднял руку, широкий рукав его одеяния соскользнул к плечу. Его большой и удлиненный средний палец резко соединились, когтистый отросток проколол кожу. Владыка поднес большой палец, на котором выступила бусинка крови, к открытому рту Закарии. Капелька медленно растянулась и упала прямо в горло мальчика.

Сам Барнс сглотнул пересохшим ртом, чувствуя тошноту. Его уже рвало сегодня.

Паренек закрыл рот, словно съев лекарство. Он поморщился — то ли от вкуса, то ли от боли при глотании, — и через несколько секунд его руки отпустили горло. Голова упала на грудь — способность дышать понемногу возвращалось, дыхательные пути открывались, легкие чудесным образом прочищались. Почти мгновенно цвет его лица вернулся к нормальному, то есть к нормальному по новым меркам: сероватому из-за недостатка солнца.

Мальчик моргнул и оглянулся, он словно впервые увидел помещение с того момента, как, задыхаясь, влетел сюда. Его мать — или то, что от нее осталось, — вошла в зал, возможно привлеченная страданиями близкого. Но на ее бесстрастном лице не было ни озабоченности, ни облегчения. Как часто требуется этот ритуал исцеления, спрашивал себя Барнс. Раз в неделю? Раз в день?

Мальчик словно в первый раз посмотрел на Барнса — на незнакомца с седой бородкой, которого оттолкнул в сторону несколько секунд назад.

— Почему здесь другой человек? — спросил Зак Гудвезер.

Высокомерие его слов удивило Барнса, помнившего сына Гудвезера как умного, любопытного и хорошо воспитанного ребенка. Эверетт провел пальцами по волосам, пытаясь придать себе некоторое достоинство.

— Закария, ты меня помнишь?

Губы мальчика скривились, словно его возмутило предложение вглядеться в лицо Барнса.

— Смутно, — резко ответил Зак, свысока поглядывая на Барнса.

— В прежнем мире я был боссом твоего папы, — радостно воскликнул Барнс.

И опять он увидел отца в сыне, но теперь уже в меньшей мере. Как изменился Эф, приходивший к нему вчера, так изменился и ребенок, который смотрел теперь отчужденным, недоверчивым взглядом, видимо воображая себя наследным принцем.

— Мой отец умер, — отрезал Закария Гудвезер.

Барнс хотел было возразить, но потом решил попридержать язык. Он посмотрел на Владыку — его морщинистое лицо оставалось бесстрастным. Но Барнс знал: возражать не стоит. Представив себе общую картину и увидев роль и положение каждого в этой драме, он на мгновение даже посочувствовал Эфу. Его собственный сын… Но Барнс оставался Барнсом, и сочувствие не задержалось в его душе. Он тут же принялся выискивать выгоду в этой ситуации.