Книга Арабская жена - Таня Валько

Хлопают двери, на лестнице кто-то топочет. В комнату влетает хорошенькая девочка лет двенадцати, одетая в штаны и куртку в военном стиле и обутая в тяжелые черные ботинки.

— Привет, мама! — Подбежав к Басе, она так обнимает ее за шею, словно хочет оторвать ей голову.

— Сначала поздоровайся с тетей. — Моя новая подруга едва высвобождается из крепкой хватки. — Доротка, это Магда, моя младшая доченька. Страшная непоседа.

— Вся в мамочку, — смеется Хассан, входя в комнату и внося миски с каким-то ароматным дымящимся блюдом. — Только не говорите, что это невкусно. Такого просто не может быть.

— Спасибо. — Я приятно удивлена их гостеприимством.

За соседней дверью слышится тихий плач ребенка.

— Вечно Магда его будит, топает, как корова, — злится Бася, а я снова удивляюсь: вот уже несколько часов как мы беседуем, причем довольно громко — неужели кто-то мог при этом спать?

— Просто он так меня любит, что, как только услышит мой голос, сразу хочет ко мне на ручки. — Не вымыв рук, не переодевшись, Магда с шумом вбегает в соседнюю комнату, хватает младенца на руки и вертится с ним на месте, будто шальная. Малыш от радости дрыгает ножками и весело смеется.

— Это наш последыш, Адась. — Бася берет у дочки карапуза. — Теперь, Доротка, ты знакома со всеми членами сумасбродного клана Назим.

Как хорошо мне у них в гостях, как счастлива эта семья! С грустью я осознаю, что мне такого счастья, кажется, не суждено. Нам с Ахмедом недостает даже не любви, а искренности, взаимного понимания и доверия.

И когда я возвращаюсь в наш замерший дом и переступаю порог опустевшей спальни, мне становится еще грустнее. Я падаю на постель и плачу до глубокой ночи.

— Привет, Самирка, как ты там? — Я позвонила с утра пораньше, чтобы застать золовку дома, пока она не ушла в университет. — Как здоровье?

— Собственно говоря, не слишком хорошо, — слабым голосом отвечает она. — Похоже, мне опять предстоит операция…

— Ой-ой, а что стряслось? — инстинктивно спрашиваю я.

В трубке — неловкая тишина. Только теперь до меня по-настоящему доходят ее слова и я понимаю, что это все из-за Ахмеда, именно он — виновник ее болезни и страданий.

— Старый недуг снова дал о себе знать, — после долгой паузы сдержанно произносит она.

— Может, тебе все-таки удастся избежать скальпеля? Решить проблему какими-то домашними способами? Травки и тому подобное… — стыдливо пытаюсь утешить ее. — Сейчас ведь столько неинвазивных методов…

— Вряд ли, — холодно отвечает Самира. — Если честно, у меня уже дата назначена… На четверг… Хочется как можно скорее пережить это и забыть.

— А тебе что-нибудь нужно? Могу я чем-то помочь? — Не знаю почему, но я чувствую себя виноватой перед ней.

— Нет, спасибо. Знаешь, Малика отличная нянька.

— Может, поехать с тобой в больницу? Что ни говори, а вместе бодриться легче…

— Не беспокойся, все будет в порядке. Увидимся уже после всего. Зайдешь к нам поесть пирожных, — грустно смеется она.

— Ладно, Самирка. Как хочешь. Буду держать за тебя кулаки.

Я кладу трубку. Чувствую себя ужасно. Какой скверный человек мой муж! Я рада, что его нет дома, и не хочу больше видеть его. Он мне отвратителен!

Итак, Самира больна, ее ожидает операция, и мне в такой ситуации не слишком-то пристало отправляться на вечеринку, а тем более просить кого-то из родственников сопровождать меня.

— Бася, извини, но в эту пятницу я, к сожалению, не смогу, — говорю я своей новой подруге.

— Что случилось? Еще вчера ты так радовалась, когда мы говорили об этой встрече… Неужто ревнивый муженек вернулся?

— Нет. Его младшая сестра в четверг ложится в больницу, понимаешь…

— Ах, вот что, — успокаивается она. — Слушай, у нас впереди еще полно времени, но все же, чтобы мы не теряли связи… поехали с нами завтра на пляж! Пусть детвора порадуется, пока не закончились каникулы. Нас будет больше десятка — все сплошь эмансипированные ливийские женушки-блондинки со своими визжащими отпрысками.

— Ты шутишь? И как вы не боитесь? Туда же так долго ехать! — поражаюсь я. — Да и места там довольно безлюдные, вдруг с вами что-то случится?

— А где это ты бывала, красавица? — повышает голос Бася. — Куда они тебя возили, а?

— Не знаю. Куда-то за сто километров…

— Сдуреть можно! — восклицает она. — Да здесь же в пригороде, максимум в двадцати километрах от центра, то есть от твоего дома, есть прекрасный охраняемый пляж для иностранцев и ливийских семей, у которых современные взгляды. Мы называем его Чешским, потому что открыли его именно чехи, чешские врачи и медсестры, которые работали в больнице неподалеку. Там есть и спасатели, и кафе, и рестораны, и душевые кабинки. Есть даже игровая площадка для детей. Местность называется Таджура — это чтоб ты знала, куда именно отправляешься. Пора тебе начинать запоминать здешние названия, дорогуша, а то такое впечатление, будто ты блуждаешь впотьмах.

— Я и не слышала об этих местах. Таджура… Что ж, запомню.

— Завтра в десять мы будем у тебя, — сообщает Баська. — Не слишком рано?

— Нет-нет, годится. Наконец-то я смогу хоть чем-нибудь заняться.

Как она и обещала, за мной заезжают — целых четыре машины, битком набитые детишками и утварью. Все женщины — блондинки, всем лет по тридцать-сорок. Носят они короткие брючки, широкие блузки или маечки, на ногах — босоножки. Надо сказать, они ни капли не озабочены тем, что возбуждают у местных нездоровый интерес: прохожие даже останавливаются, чтобы поглазеть на них. А вот я опасаюсь, как отреагируют на моих новых знакомых Ахмедовы родственницы; я ощущаю на себе их взгляды из-за полузанавешенных окон… Быть может, они сочтут мое поведение развратным и это станет последним гвоздем в гроб нашего брака? Но если этот брак должен основываться только на моем страхе и рабской покорности, то лучше уж развод. Смеясь, я влезаю в машину, а сияющая Марыся, устроившись на заднем сиденье, тут же принимается проказничать с другими детишками. Наконец-то ей есть с кем поговорить по-польски.

— Ничего не бойся — после обеда и мечети к нам присоединятся наши мужья, и мы не будем чувствовать себя совсем уж одинокими и брошенными, — утешает меня новая знакомая Боженка, почувствовав мою неуверенность. — Может, и твой приедет?

— Нет, он в отъезде, но, может, в другой раз…

— Конечно, конечно, — говорит она с улыбочкой. — Только не позволяй ему слишком часто уезжать, а то однажды он не вернется.

Я с ужасом гляжу на нее.

— Спроси-ка у Зоськи… или даже не спрашивай, — хохочет Божена. — После нескольких рюмок она сама тебе обо всем расскажет.

— Так почему же она до сих пор тут торчит? — удивляюсь я.

— Ты еще совсем девчонка, жизни не знаешь. Зоська родом из какой-то глухой деревни на Подгалье. Редкая глухомань. Ты-то сама поспешила бы вернуться в такие места? — ехидно спрашивает она. — А здесь она хозяйка дома, землевладелица и по-прежнему законная жена. К тому же ее муж — дипломат. Она ездит на роскошной машине, а бабок у нее столько, что ни одна из нас не сумела бы их потратить. Ну разве что я и Баська справились бы, у нас-то воображения хватает, — говорит Божена. Одна ее рука на руле, в другой она держит зажженную сигарету.