Книга Внутрь они не заглядывали. Бедняга Смоллбон. После хорошей погоды. Этрусская сеть - Майкл Гилберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тина встретила его у двери, вся в не себе.
- Что случилось? Почему вы так рано вернулись? Вам нехорошо?
- Да, мне стало нехорошо, - признался Брук, - но не стоит беспокоиться.
Тина расплакалась.
- Ну ладно, Тина, - повторял Брук, - ничего не случилось. - Неловко похлопал её по плечу. - Что станет с моим обедом, если вы будете поливать спагетти слезами?
- Вы голодны? - Она тут же повеселела. Сию минуту все будет готово. Поешьте салат, пока сварятся спагетти.
«- Еда, - подумал Брук, - вот женское средство против всякого зла. Устал - ешь!
Неприятности - ешь! Умираешь - так умри с полным желудком.»
Элизабет домой не торопилась. Когда вернулась, все уже вышли из-за стола и пили кофе.
- Омар в духовке, - сказала Тесси.
Элизабет содрогнулась.
- Вы меня простите, если я не буду? Только чашечку кофе.
- Как там Брук?
- Уже хорошо, папа. Эти приступы у него с тех пор, как умерла жена.
- Печально, конечно, в его возрасте потерять жену, - заметил мэр. - Но он молод, женится снова. Он из тех, кто не может без женской заботы.
Сэр Джеральд спросил:
- Что случилось с его женой? Я слышал о каком-то несчастном случае?
- Это было вот как, - начал Том Проктор. - Однажды вечером она возвращалась домой в машине и в неё врезался грузовик. Не было никаких сомнений, что грузовик превысил скорость, какой-то фермер, ехавший поблизости, говорил, что гнал как сумасшедший. Я думаю, водитель просто спешил домой, чтобы успеть к своей любимой телепрограмме. На повороте выехал на середину, - дорога была неширокой, слишком поздно увидел машину и даже не успел затормозить. Миссис Брук скончалась через двадцать четыре часа в больноце, с водителем ничего не случилось. - И Том Проктор добавил голосом, звучавшим удивительно бесцветно: - Она была беременна.
- Надеюсь, он получил по заслугам, - сказал мэр.
- В Англии такого не бывает. Его профсоюз нашел ему хорошего адвоката.
Свидетелей катастрофы не было, только следы на шоссе и разбитые машины, а это всегда можно толковать по-всякому. Его оштрафовали на двадцать пять фунтов за опасную езду, деньги внес профсоюз. А Брук решил, что в Англии он жить больше не сможет.
- Это ужасно, - сказала Элизабет, склонившись над чашкой кофе. Она едва сдерживала слезы.
- Это было нелегким решением, - сакзал Проктор. - Брук - англичанин до мозга костей. Собственно, он - живой анахронизм, точно таким европеец девятнадцатого века представлял английского джентельмена. Неразговорчивый, убежденный, что англичанин во всех отношениях на двадцать процентов превосходит всех остальных вместе взятых, до отвращения честный, прямой, упрямый и несимпатичный.
- Вы не справедливы, - возразила Элизабет.
- Обижаете, дорогая мисс Уэйл, - сказал адвокат. - Я не говорил, что Брук таков, я сказал, что он производит такое впечатление. У этой медали есть и обратная сторона. Недаром его дедом был Леопольд Скотт…
- Его я знала, - сказала мисс Плант, как раз пробудившись от дремоты. - Маме он нарисовал трех терьеров. Они висели в детской.
- Он был очень известным художником, - сухо сказал Проктор, - и передал изрядную сумму денег и часть своего художественного таланта дочери - матери Брука. Та поддерживала у Роберта художественные наклонности. Вы знаете, что он исключительный скрипач?
- Признаюсь, он никогда не производил на меня впечатления человека искусства, - сэр Джеральд выслушал Проктора с интересом знатока людских душ. - Правда, у него книжный магазин и картинная галерея, но я всегда считал его скорее коммерсантом, чем художником.
Мэр сказал:
- Может быть, это потому, что вы не знали его до кончины жены? Такое может серьезно изменить человека. В каждом таятся два «я», и иногда такая трагедия выносит на поверхность одно из них - и, может быть, надолго.
Элизабет начала собирать пустые чашки. Отец её удивленно вытаращил глаза. Обычно это оставляли Энтони, помогавшему в кухне. Когда за ней закрылась дверь, сказал:
- В людских характерах постоянного мало, синьор мэр.
- Вы читаете д Аннунцио, - заметил мэр. - Он тоже утверждал, что в жизни нет ничего вечного, только смерть.
- Один мой дедушка в 1890 году повернулся лицом к стене и никогда уже больше не улыбнулся, - сказала мисс Плант.
- А почему он так сделал?
- Подробностей я уже не помню, - сказала мисс Плант, - это как-то было связано с крикетом.
* * *
Лейтенант Лупо прочитал донесение, которое держал в руке. Удовольствия оно ему не доставило.
«К рапорту от понедельника, принятого в 21. 15, относительно двух мужчин, прибывших на Главный вокзал. Во всех отелях и пансионах произведена проверка и контроль всех прибывших. Лиц, соответствующих указанным приметам, не обнаружено.
Считаю возможным обратить ваше внимание, что в тот же вечер отправлялись поезда в Болонью, Милан, Фаэнцу и Ароццо, не считая поездов обратно в Рим. Скорее всего, оба вышеупомянутых лица прибыли во Флоренцию для какой-то встречи и по её окончании продолжили свой путь».
Лейтенант Лупо ещё раз внимательно прочитал рапорт. Потом зачеркнул «скорее всего» и поставил «возможно». Это не так обязывающе. Теперь предстояло решить, что дальше. На полу у его стола была большая папка с надписью «Разное».
Лейтенант решил, что там рапорту самое место. Аккуратно вложил его туда и вернул папку на полку.
Подобно животным, которые, перебравшись в чужие края, быстро протаптывают собственную тропу к воде, устанавливают время еды, водопоя и определяют охотничьи угодья и места отдыха, руководствуясь отчасти инстинктом, отчасти опытом, оба приезжих приспособились к жизни во Флоренции, установили режим места и времени.
Поселившись в пансионе «Друзилла», вставали они поздно, заботливо занимались своим туалетом, не жалея масла для волос, лосьона после бритья и одеколона.
Одевшись и причесавшись, неторопливо шли в кафе у Понте Веккьо, где пили аперитив, а оттуда в другое кафе, где обедали. Потом отдыхали. В сумерках поднимались снова, и снова столь же заботливо занимались своей внешностью - бриться им приходилось дважды в день. Потом отправлялись в ресторан, где пили и ужинали допоздна. Перед ужином здоровяк скупал все газеты, которые были под руками, раскладывал на столе и подчеркивал текущие курсы на римской бирже, иногда их даже комментировал. Напарник тем временем изучал результаты скачек.
Их программа после ужина зависела от того, была ли назначена встреча с Марией или Диндони в кафе на Виа Торта, или были они свободны и могли поразвлечься.