Книга Гордое сердце - Эдит Лэйтон

— Что мы теперь будем делать? — отрывисто спросила Александра, глядя в сторону, пытаясь скрыть смущение.

Похоже, он ничего не заметил. Опустил руки и огляделся.

— Мы возьмем фонари, пока они еще не потухли, и посмотрим, нет ли другого выхода. Хотя я сомневаюсь в этом. Фитч был слишком предусмотрительным. Но мы должны попытаться. Берите фонарь и идите налево. И поднимитесь по этой лестнице. Он сказал, что дверь наверху заперта, но кто знает. Я пойду направо, потом мы встретимся и сравним свои наблюдения. Не задерживайтесь надолго, — предупредил Драмм. — Если вас что-то напугает, кричите и бегите назад.

— Нет, — сказала Александра. — Я пойду в одном направлении, потом в другом. А вы останетесь здесь. Ваша нога может не выдержать, — пояснила она, поскольку он нахмурился. — Не знаю, как вам удается стоять так долго, но не надо больше подвергать ее испытаниям.

Драмм улыбнулся.

— Не тревожьтесь. Думаю, все срослось. Во всяком случае, ощущения здоровые, и нога действовала, когда требовалось. Побаливает только от недостатка движения. Я уже много дней тренировался, привязывал к ноге тяжесть, чтобы удивить доктора, когда тот снимет шину. Тем более что я терпеть не могу чувствовать себя беспомощным, — признался он. — Не смотрите на меня так грозно. Я ничем не рисковал, Доктор все равно собирался освободить меня через неделю.

— Но Фитч вас лягнул! Я видела.

Он поморщился, вспомнив.

— Да. Но он лягнул не по той ноге. Ничего, все в порядке. Теперь пойдемте, мы не можем зря жечь свет.

Он повернулся и пошел вправо. Александра прикусила губу, потому что он сильно хромал. Она не видела, какую ногу он старался беречь, но шаг был неровным, спотыкающимся. Он остановился и повернулся показать ей, что улыбается. Затем сел на ящик и потянул за сапог.

— Трудно стоять ровно, когда ты в одном сапоге, — сказал он, кряхтя. — Граймз не зря получает свою плату, стянуть их в два раза труднее, чем надеть. Нет, я смогу… вот видите!

Он стряхнул сапог из дорогой испанской кожи и отшвырнул его в сторону.

— Теперь я снова встал на киль, — сказал он, поднимаясь.

Одна нога была босая, вторая — в чулке. Это показалось ему забавным, и он взглянул на Александру, чтобы посмеяться вместе с ней. Но увидел беспокойное выражение ее лица.

— Алли, не волнуйтесь, — мягко произнес он. — Да, это плохое место. Но мы сможем выбраться отсюда. Давайте поищем другой выход, хорошо?

Он встал и вальяжной походкой направился в темноту, пляшущий свет фонаря освещал дорогу. Драмм подошел к лестнице, остановился. Ступеньки оказались высокими и узкими, сделанными из холодного, тяжелого камня. Но он достаточно легко поднялся. Александра с облегчением вздохнула, подняла свой фонарь и пошла в противоположном направлении.

Поднявшись на пять ступенек, он оглянулся. Ее не было. Тогда он остановился и согнулся, проклиная свои больные ноги, чокнутого Фитча и несчастливую судьбу.

Ноги действительно болели. Одна — глубоко внутри, потому что мышцы не работали больше месяца и каждый шаг напоминал ему об этом. Другую пронзала острая боль, потому что по ней проехался тяжелый башмак Фитча. Повезет, если она тоже не сломана. Но он был жив. Покалеченная нога срослась. И Алли жива. Он должен ее спасти.

Он беспокоился о ней больше, чем о себе. Алли умна, но Драмм сомневался, что она понимает, в какой опасной, почти безвыходной ситуации они оказались. Его задачей было уберечь ее от полного понимания, поскольку он не знал, удастся ли им выбраться. Фитч и его наемники мертвы. Вряд ли они кому-нибудь сообщили о своих планах, так что никто не знает, где они с Александрой сейчас находятся. Это заброшенный район со множеством пустующих зданий. Есть и другие такие районы. Лондон огромен.

Конечно, его семья и друзья организуют поиски, но сколько им придется искать пропавших? И в каком состоянии окажутся пленники к тому времени? Как долго им с Александрой удастся продержаться без еды и питья? Темза была основной артерией Лондона, но Драмм считал, что ни один нормальный человек не стал бы пить из нее воду.

Удивительно, что они спаслись. Он не смог бы справиться без Александры. Он ждал, подавляя свой гнев и позволяя врагу унижать себя, сохраняя терпение только потому, что держал в тайне тот факт, что снова может ходить, и ожидал подходящего момента, когда сумеет действовать и удивит их до крайности. А девушка бросилась на Даббина и храбро попыталась разоружить его. Ей все удалось. Это случилось так быстро, что нарушило собственные планы Драмма. Он не ожидал, что Александра выстрелит, когда Даббин кинулся на нее, он знал только, что должен защитить свою спасительницу. Поэтому вскочил на ноги, не думая и не глядя по сторонам, и Фитч смог схватить его за горло до того, как он сделал шаг.

Потом снова пришлось ждать, потому что он не мог позволить Фитчу узнать, что может сражаться как настоящий мужчина.

Благодарение Богу за стилет. И проклятие Фитчу за его коварные планы.

Драмм выпрямился, морщась, и снова стал подниматься по лестнице. Скоро Александра вернется, а он не хотел оставлять ее одну. Он восхищался ею и раньше, а теперь девушка совершенно покорила его. Но для него было настоящим ударом узнать, что она приходилась Гаскойну не только приемной дочерью, но и любовницей.

Драмму казалось, что тяжелый камень лег ему на сердце. Он знал Александру достаточно хорошо, чтобы понимать — кем бы она ни приходилась мистеру Гаскойну, это был не ее выбор. Подкидышам не из чего выбирать. Повезло еще, что ее не загнали в бордель и не принудили обслуживать длинные очереди мужчин. Быть любовницей одного человека — везение по сравнению с судьбой падшей женщины. Такая мысль заставила Драмма вздрогнуть. Умная и милая Александра, вынужденная день за днем принимать незнакомых мужчин… Он не хотел даже представлять себе это и не хотел думать, что ей приходилось делать, чтобы сохранить крышу над головой, живя с Гаскойном.

Мир жесток, а девушка, по крайней мере, получила образование, говорил он себе, но у него продолжало болеть за нее сердце. Если бы только все сложилось по-другому…

Но в определенном смысле так было даже лучше. Он хотел считать ее дочерью учителя, чтобы она казалась благопристойной девушкой, поскольку ему не терпелось пригласить ее в Лондон, чтобы познакомить с возможными женихами… Нет. Он слишком близко подошел к смерти, чтобы позволять себе самообман. Время признаться. Он пригласил ее в Лондон, потому что хотел, чтобы она была ближе. А теперь это унизительное открытие?

Он не винил ее, что она не призналась. Это только еще раз доказывало — она не для него, как бы он ни желал ее. А он желал. Когда он только что обнимал ее и чувствовал, как она дрожит, то испытал жгучее желание заставить ее дрожать от нетерпения заняться с ним любовью.

Александра замерзла, но когда согрелась, он ощутил, как ее тело издает сладкий летний запах цветущей жимолости. Сырое помещение перестало казаться промозглым. Его бросило в жар. Невыносимо было ощущать близость ее крепких грудей, гладких рук, податливого тела. Драмм испытал облегчение, когда девушка отошла, не поняв, как сильно он ее хотел.