Книга Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо - Анна Гранатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тем временем, как я это себе представляю, американцы продолжали летать над кубинской территорией?
— Они продолжали летать, и им позволялось это проделывать безнаказанно, несмотря на зенитные батареи, предварительно установленные Союзом, еще до монтажа наступательных ракет, чтобы избежать именно этого — открытого и наглого шпионажа, наблюдения за каждой деталью нашей обороны.
Штаты продолжали посылать свои высотные самолеты-шпионы У-2, а также начали вести разведку с истребителей, летая на низкой высоте. Мы решили стрелять по американским самолетам, совершавшим бреющие полеты. Самолет, низко летящий над землей, в то время нельзя было обнаружить с помощью радаров, и это облегчало американцам их задачу. Мы указали находившемуся на Кубе советскому военному руководству на недопустимость бреющих полетов. Мы известили русских о том, что будем стрелять. И открыли огонь зенитной артиллерии 25 октября по американскому истребителю и подбили его.
А 27 октября батарея «Десна» зенитных ракет SAM в провинции Ориенте, управляемая советскими бойцами, произвела удачный выстрел и сбила высотный самолет-шпион У-2. И тогда наступил момент наибольшего напряжения. Погиб американский офицер Рудольф Андерсон, пилот этого самолета-шпиона. Это событие явилось свидетельством того, что сражение уже практически идет. С минуты на минуты мог произойти новый инцидент, который бы привел к полномасштабной войне. Все большие войны начинаются с мелких и незначительных инцидентов.
— В какой-то момент вы подумали, что война неизбежна?
— Видите ли, это был очень напряженный момент. Мы сами думали, что конфликт неизбежен и были готовы идти навстречу опасности. Нам не приходило в голову уступать перед угрозой противника.
— Но советская сторона ведь уступила! — В тот момент наибольшего напряжения, 27 октября, советская сторона отправляет США послание. Никита Хрущев не консультируется с нами об этом его предложении. Советы предлагают убрать ракеты с Кубы, если американцы уберут свои ракеты «Юпитер» из Турции. Кеннеди идет на этот компромисс 28 октября. И русские решают вывести ракеты SS-4. Это все показалось нам абсолютно некорректным. Вызвало бурю возмущения у кубинского народа, по улицам Гаваны прошли демонстрации, люди выходили с плакатами «Никита,
Никита, не забирай то, что нам дал!»
— У вас сложилось впечатление, что соглашение было заключено за вашей спиной?
— Мы узнали из информированных источников о том, что советская сторона приняла решение вывести свои ракеты с острова. Без какого бы то ни было обсуждения с нами! Мы не выступали против такого решения, потому что было важно избежать ядерного конфликта. Но Хрущев должен был сказать американцам: «Это надо также обсудить и с кубинцами». Он этого не сделал. Ему в тот момент не хватило выдержки и твердости. Русским следовало бы просто из этического принципа проконсультироваться с нами.
Тогда и условия договора с США наверняка были бы лучше. На Кубе не осталась бы военная американская база Гуантанамо, не продолжались бы шпионские полеты на большой высоте. Мы должны были обозначить и свои интересы, поскольку позволили провести столь рискованную операцию, как тайная установка советских ракет, на нашей территории. Американцы могли нас стереть с лица земли в любой момент. Но мы пошли на риск, а потом наши же советские друзья с нами не захотели считаться и даже не стали разговаривать, как если бы мы были лишь инструментом в чужой игре, а не другом Союза. Это было очень не по-дружески, и нас все это очень сильно задело и расстроило. Это все повлияло на наши отношения с Союзом на несколько лет вперед.
Мы протестовали против столь стремительного решения со стороны Хрущева, как вывоз ракет. Никита Хрущев, судя по всему, растерялся, он не ожидал такого психологического прессинга со стороны США и угроз и спешил побыстрее вылезти из этого конфликта, все равно какой ценой. Ему не хватало ни стратегического решения в этой ситуации, ни хладнокровия.
Но кубинский народ, даже находясь под прицелом у американцев, не растерялся. Мы протестовали. И даже после соглашения между Хрущевым и Кеннеди кубинцы продолжали стрелять по американским самолетам, совершавшим полеты на низкой высоте. Только поэтому американцам пришлось эти полеты прекратить».
Пока Кеннеди искал мирный путь разрешения конфликта, боеготовых ракетных баз на Кубе становилось все больше, Хрущев вел себя все заносчивее, американские генералы постепенно приходили в бешенство и все острее желали ракетные базы разбомбить, Фидель не хотел ничего слышать, напряженность росла — круг замкнулся.
Вот как эти дни зафиксировала память Александра Феклисова (А. Фомина) — советского резидента КГБ на Кубе (см. А.Феклисов. «Кеннеди и советская агентура». М., 2011, см. с. 250–254).
Учитывая, что 26 октября ситуация стала взрывоопасной, резидент Феклисов утром в пятницу, 26 октября, пригласил Джона Скали на ланч в ресторан «Оксидентал» в надежде получить полезную информацию, чтобы передать ее по линии спецсвязи в Москву. Джон Скали, полуитальянец — полуамериканец, как журналист, постоянно присутствующий в «журналистском пуле» Белого дома, о предстоящей встрече побежал докладывать госсекретарю Дину Раску, а тот, в свою очередь, доложил об этой встрече и президенту Кеннеди. Раск докладывал о предстоящем совместном ланче президенту Кеннеди в присутствии его ближайшего помощника Макджорджа Банди, и тот зафиксировал в своих дневниках следующее (см. М. Банди «Опасность и выживание. Ядерная бомба и наш выбор. Первые пятьдесят лет». Нью-Йорк, Рэндом Хаус, 1988, с. 432–433). «Президент, внимательно выслушав Раска, поручил его встретиться со Скали и попросить его сказать журналисту Фомину (под этим псевдонимом Феклисов работал в США), что «время не терпит». Другими словами, Кеннеди хотел добиться от Кремля срочного заявления об условиях вывоза ракет».
Итак, был осенний день, не слишком жаркий, но и не слишком холодный для этого времени года. Не слишком раннее утро, но еще и не время для серьезного рабочего перерыва. Джон Скали пришел в ресторан «Оксидентал» налегке, Феклисов уже ждал его. Как только Скали сел за столик, то со свойственной ему итальянской порывистостью вместо приветствия бросил:
— Как здоровье Хрущева? — Это мне неизвестно, — пожав плечами, ответил Феклисов и, немного подумав, съязвил. — Это вы с президентом на дружеской ноге и знаете все, что происходит в Белом доме.
Джон Скали ухмыльнулся и провел сухой загорелой ладонью по своей роскошной шапке волос, уложенных так, словно он был только что из телестудии. Официант принес меню. Скали, опустив свои темные глаза в книжицу с перечнем блюд, как бы между делом бросил:
— Ваш Хрущев себя странно ведет. Он, должно быть, считает Кеннеди молодым и неопытным политиком, но он глубоко ошибается. И в своих заблуждениях он скоро убедится!
Это походило на давление. Скали наконец выбрал из меню спагетти с острым мясным соусом, в итальянском стиле, жестом подозвал официанта, а когда тот записал в блокнот заказ и удалился, то американский тележурналист уже позабыл о Хрущеве и неожиданно перескочил на другую тему:
