Книга Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо - Анна Гранатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот как описывает телеграмму Фиделя от 26 октября в адрес Хрущева историк и кремленолог А. Фурсенко, находившийся как раз в тот день и час в Кремле, рядом с Хрущевым (см. А. Фурсенко, «Адская игра»):
— Когда нам это письмо Кастро прочитали, мы долго сидели в молчании и обеспокоенно смотрели друг на друга. А когда Фидель уже после кризиса прилетел к нам в Союз, на Черное море, то состоялся любопытный диалог.
«Я (т. е. А. Фурсенко. — Прим. А.Г.) говорю Фиделю: «Вы хотели начать войну с США. Зачем? Ведь если бы началась война, то мы бы еще выжили, но вот Куба уже наверняка не существовала бы. Она была бы стерта в порошок. А вы предложили нанести превентивный атомный удар!» — «Нет, я не предлагал». — «Как не предлагал?» Переводчик говорит: «Фидель, Фидель, ты мне лично сам говорил об этом». Он опять настаивает: «Нет!» Тогда мы начали сверять документы. Счастье, что Фидель заявил это нам не устно, а послал документ. Переводчик ему показывает письмо: «Как понимать вот это слово? Это — «удар»?» Он растерялся. Да, Фидель в то время был очень горяч. Мы поняли, что он даже не продумал очевидных последствий своего предложения, ставившего мир на грань гибели».
Для полноты исследования, конечно же, стоило бы разыскать и процитировать то самое письмо по-испански, на языке оригинала, но А. Фурсенко не дал на него никаких архивных данных, чтобы подлинник разыскать. Поэтому мы ограничиваемся воспоминаниями академика А. Фурсенко, хотя это уже не факт, а мнение.
Однако у нас есть возможность привести о тех днях слова самого Фиделя.
Из интервью Ф. Кастро испанскому журналисту Игнасио Рамоне (цит. по «Ф. Кастро. Моя жизнь. Биографии на два голоса». Ф. Кастро, И. Рамоне, М., 2009, с. 300–305).
— Как начался Карибский кризис? — Кеннеди информировали о ракетах 16 октября, утром. А через шесть дней разразился кризис. Самое невероятное в поведении Хрущева — это то, что когда по всей стране размещали батареи ракет «земля — земля», то при этом позволяли летать самолетам-шпионам! Зенитные установки, способные сбивать высотные цели, были смонтированы достаточно быстро, но они не функционировали, Хрущев запретил их использовать, чтобы не накалять обстановку и не привлекать лишнего внимания американцев к острову. Мы же полагали, что именно они и призваны защитить остров от аэрофотосъемки монтирующихся стратегических ракет!
С нашей точки зрения, которой мы придерживаемся и придерживались тогда — позволив летать американским самолетам-шпионам, русские оказали противнику небывалую услугу. Это дало ему целую неделю, чтобы разработать план ответа — как в политическом, так и в военном плане.
Когда разразился кризис, у Хрущева не было ясного представления о том, что следует делать. Это видно по тому, что он проигнорировал наше предложение включить в пакет переговоров морскую базу США на Кубе — Гуантанамо, не до этого Хрущеву было. И это видно по его первому же заявлению, оно энергично осуждало позицию, принятую Кеннеди.
— Что тогда предпринял Кеннеди? — Кеннеди начал действовать за несколько дней до официального начала кризиса. 19 октября он консультировался с Главным штабом американских вооруженных сил. Штаб посоветовал ему нанести по ракетным установкам массированный удар с воздуха. 20 октября по совету министра обороны Роберта Макнамары Кеннеди принимает решение о морской блокаде острова силами 183 военных кораблей, включая восемь авианосцев и 40 тысяч морских пехотинцев на борту транспортных кораблей.
Итак, Кеннеди заявляет, что Советский Союз должен убрать свои ракеты с Кубы, а если этого не произойдет, то будет развязана война. Он также объявляет о морской блокаде Кубы с целью воспрепятствовать доставке на Кубу новых советских войск и ракет. В этот момент русские уже арестовали полковника Олега Пеньковского и узнали о том, что американцы владеют главной информацией по ракетам.
— Когда вас информировали о том, что американцам обо всем известно?
— Я сам об этом догадался, когда вдруг объявили о том, что Кеннеди 22 октября выступает с экстренным сообщением по телевидению в 19 часов, ну и по ряду других косвенных признаков. Это не могло быть чем-то иным, кроме как реакцией Кеннеди на присутствие на нашей территории советских ракет. Когда я почувствовал, что американцы что-то заподозрили, я попросил советское военное командование на Кубе максимально ускорить монтаж пусковых установок для стратегических ракет. Мы должны были быть готовы к сражению. Работа шла днем и ночью. И если 16 октября еще ни одна установка не была полностью смонтирована, то уже 18 октября было полностью готово к пуску восемь установок, а 20-го — тринадцать установок. Днем 21 октября было смонтировано уже двадцать установок, так что к тому моменту, как Кеннеди выступал вечером 22 октября по телевидению, мы были уже во всеоружии.
— Что же вы предприняли перед лицом такой огромной опасности?
— Как я вам сказал, еще до речи Кеннеди мы догадались о цели его выступления и решили объявить боевую тревогу и мобилизовать все наше население. Было призвано под ружье 300 тысяч человек, преисполненных боевого духа. 23 октября я выступил по телевидению с тем, чтобы разоблачить политику Соединенных Штатов, предупредить об угрозе интервенции, полностью мобилизовать народ и выразить нашу решимость сражаться, невзирая на любые опасности.
— Американский флот действительно установил морскую блокаду или же что-то другое?
— Да. Указанная морская блокада была установлена 24 октября начиная с двух часов дня. Но подготовка к ней началась раньше. А к берегам Кубы в это время направлялось 23 советских корабля, включая и те, что перевозили ядерные боеголовки.
— Что в данной ситуации предприняли Соединенные Штаты?
— На экстренном заседании Совета безопасности ООН завязалась полемика, которую я расценил как постыдную, между постоянным представителем США в ООН Эдлаем Стивенсоном и советским дипломатом в ООН Валерием Зориным. Это было уже спустя пару дней после объявления морской блокады. Эдлай Стивенсон эффектно продемонстрировал Совету безопасности ООН огромные фотоснимки пусковых стратегических ракет на Кубе и спросил Зорина, что это такое. Он его спросил: «Есть ли советские ракеты на Кубе, да или нет?» Советский дипломат отрицал подлинность этих доказательств, он называл их провокацией и уклонился от участия в дебатах, сказав, что не верит всему этому, мол, снимки — фальсификация. Все это выглядело импровизацией, человек не был готов к обсуждению. Зорин не нападал, не разоблачал агрессию США, не говорил о том, что у Кубы, маленькой страны, подвергшейся агрессии, угрозам со стороны сверхдержавы, имелись веские причины просить о помощи, а у СССР — ее представить во имя своих принципов и интернационального долга. Зорин лишь путался в бездарных аргументах, явившихся следствием плохой публичной подачи данной темы со стороны Хрущева в те месяцы, которые предшествовали кризису. Зорин растерялся. Не имея инструкций поведения в данной ситуации, он тем самым совершил ошибку, отказавшись от настоящих дебатов, которые следовало бы провести по вопросу о суверенитете Кубы, обсудить ее право на оборону и на защиту. Он упустил в игре эту карту. Это случилось 25 октября 1962 года.
