Книга Сапожок Пелесоны - Александр Маслов

По старинной каменной лестнице, украшенной резьбой, порядком истертой и искрошившейся, мы поднялись на второй этаж. Несмотря на то, что замок усиленно облагораживала целая армия работников, здесь еще виднелись следы былого запустения: в красноватом отблеске светильников под потолком качались лохмотья паутины, рельефы на стенах были отмечены толстым слоем пыли. По пути Конфуз с вдохновением рассказывал что-то об отправленных на реставрацию картинах (от них на стенах остались лишь серые прямоугольники), о мебели из мильдийского кипариса, которую он заказал для своего кабинета. Я мало слушал его, обдумывая, как незаметно выбраться отсюда и прокрасться к средней башне, под которой скрывался проход к усыпальнице Поризов и самому саркофагу Сура Рыжего.

– А вам, госпожа Элсирика, предлагаю остановиться вот здесь, – сказал Пико открывая скрипящую дверь в комнату, предпоследнюю на этом этаже. – Извините, может обстановка не достойная вашей красоты, но это пока лучшее, на мой взгляд. В других комнатах еще меньше порядка. Свет, Горби, – приказал он молодому прислужнику, пропуская в помещение его, затем меня.

Когда вспыхнули масляные светильники, я смог осмотреться. Между окном и огромным комодом, инкрустированным нефритовыми пластинами и чеканной бронзой, располагалась огромная кровать с пышным балдахином. Прямо скажем, знатная кровать – я бы не отказался испытать ее сладкий плен с какой-нибудь красоткой. Но поскольку «красоткой» в настоящее время являлся именно я, то возникло нехорошее подозрение, что Конфуз сам не против очутиться под балдахином вместе со мной. От этого меня проняло крепкое желание схватить его за грудки и спросить: «Графская морда, это на что ты этой кроваткой намекаешь?!», однако я вежливо сдержался, улыбнулся и даже одарил его благодарным взглядом голубовато-серых глаз истиной Элсирики.

– Вам нравится? – спросил Пико, хромая за мной в комнату.

– Ага, – отозвался я, прошествовав к полукруглому столику, рядом с которым висело большое зеркало в позолоченном обрамлении. – Не хуже чем в «Хрустальной норе». За похожую обстановочку Элсирика… э-э… в смысле я сама отвалила кучу серебряных гавриков. А тут все вашей милостью… – «на халяву» – хотел сказать я, но вместо этого, изобразил рукой кенесийский жест восхищения.

– Вот и хорошо, что вам нравится. Располагайтесь, пожалуйста. Надеюсь, вам дорогая моя Элсирика, здесь будет удобно, – радостно проговорил Конфуз Пико. – Сейчас распоряжусь, чтобы Майра приготовила чистую постель. А Горби принесет бумагу и письменные принадлежности.

– Это еще зачем? – не понял я, выхватывая сумку у слуги.

– На случай, если к вам придет вдохновение и захочется что-нибудь написать. Ведь я знаю все трогательные причуды творческих людей, – Конфуз тихонько рассмеялся и шутливо пригрозил мне пальцем. – По-правде говоря, госпожа Элсирика, мне очень хотелось, чтоб несколько страниц очередного романа вы написали в моем замке. Я был бы безмерно счастлив, если бы мне удалось создать для вас должные условия и удобства для творчества. И еще я думаю… – он понизил голос, словно собираясь шепнуть мне какую-то важную тайну, – эти старые стены способны вдохновить вас. Воспламенить ваш талант, и подсказать новые сюжеты.

– Да эти стены… – я кивнул и подошел к окну.

Честно говоря, мне было наплевать в каких условиях и удобствах я проведу грядущую ночь, появятся ли на столе письменные принадлежности, и будет ли свежей постель, приготовленная Майрой. Главное, чтобы я сумел выбраться из комнаты, прокрасться в подземелье, найти саркофаг и вытащить из него вторую половинку ключа – а потом хоть мировой потоп с Армагеддоном в совокупности.

– Окно открывается? – поинтересовался я, подергав за ручку и прикидывая, насколько возможно спуститься через него во двор в случае, если мне не удастся выйти через двери.

– Окно? – Конфуз вопросительно уставился на меня.

– Да, оно самое, – я кокетливо поправил рыжие волосы, спадавшие на глаза, и хлопнул ресницами. – Я люблю спать с открытым окном. Тем более у вас в Илорге такие душные ночи. А вдохновение дарит только свежий воздух.

– Блюмс займется вашим окном, как только мы сядем за ужин, – пообещал граф. – А пока я удаляюсь, дабы вы могли разобрать вещи и устроиться со всем удобством. Пойду, распоряжусь, чтобы скорее накрыли стол. Минут через двадцать я зайду за вами, госпожа Элсирика.

Сказав это, Конфуз попятился к выходу, не переставая улыбаться мне. Следом за ним комнату покинул Горби и хмурый Блюмс прикрыл дверь.

– Эх! – воскликнул я и с разбегу прыгнул на кровать.

Некоторое время я лежал на атласных подушках, широко раскинув руки, разглядывая облупившуюся позолоту на потолке. Все складывалось как нельзя лучше: я с легкостью выведал, где находится вход в подземелье, и как только народ в замке отойдет ко сну, проникнуть туда будет не сложно. А главное, Конфуз не распознал обмана – граф принимал меня за настоящую Элсирику. Ха, балбес, он ног моих даже не разглядел!

Конечно, оставалась маленькая проблемка – призраки родового захоронения. Опыта в общения с подобными сущностями я не имел, за исключением небольшой лабораторной практики в университете, но призраки меня абсолютно не смущали. Чего зря париться присутствием бесплотных созданий? Вдобавок мой посох, хранившийся в сумке, был заряжен кое-какими электрическими заклинаниями и силой Воздушной Стихии. А призраки от подобной силы зависимы и не любят, когда ее используют против них. Ох, не любят! Поразмышляв еще немного о возможных опасностях проникновения в подземелье, я встал и подошел к зеркалу.

Из отражающего стекла на меня смотрела Рябинина. Настоящая Анька Рябинина: насмешливые, магнетические глаза серо-голубого цвета с колючими зрачками, распущенные огненно-золотистые волосы и лицо… принцессы Марго из старого французского фильма. И только где-то далеко, неуловимо за этим образом скрывалась невидимая тень меня самого.

– Мать грешная, – произнес я, разглядывая себя в желто-медовом блеске светильников. – Красивая ты, Анька. Вернее, это я красивая. И эта красота убивает. Бедненький граф Пико… Ох и предстоит вам сегодня помучиться!

Я опустил декольте и потрогал свою грудь, нежную и упругую в моих женских пальчиках. Почувствовал, как томное тепло разливается по телу и передается моей мужской половине опасным возбуждением.

– Прелесть какая! – пробормотал я. – Обалдеть, какую прелесть я позаимствовал у Анны Васильевны!

Тут скрипнула дверь, и я увидел на пороге Блюмса. Того самого наглого Блюмса, который пялился на меня в щелку ворот, когда я дожидался хозяина замка.

2

– Стучаться надо! – сердито заметил я, поворачиваясь к графскому прислужнику.

– Но госпожа Элсирика! О!… – при виде моего полуобнаженного торса лицо Блюмса приобрело оттенок перечного кетчупа. Илиец облизнулся и произнес непослушным языком: – Извиняюсь! Простите во имя Греда!

Я натянул декольте на прежнее место, торопливо размышляя, какой должна быть реакция порядочной дамы с голой грудью, когда в ее спальню врывается неотесанный слуга. Наверное, мне следовало поднять визг и отхлестать Блюмса по щекам, но поднимать панику не было настроения, и я только сказал безразличным тоном: