Книга Сгоравшие заживо. Хроники дальних бомбардировщиков - Иван Черных

— Юнаковский! — позвал Александр стрелка-радиста, молоденького сержанта, только что окончившего курсы радистов и назначенного в экипаж Туманова.

Из люка, расположенного у пулеметной турели, высунулась голова в шлемофоне.

— Слушаю, товарищ лейтенант, — откликнулся сержант.

— Готовы к полету?

— Так точно. Радиостанция работает нормально.

— Тогда сбегай на командирскую машину. Разыщи старшего лейтенанта Пикалова и узнай, не видел ли он своего дружка Серебряного.

— Есть. — Голова мгновенно исчезла в люке, и минуты через три Юнаковский, застегивая на ходу меховую куртку, заспешил к стоявшему на левом фланге бомбардировщику командира эскадрильи.

Туманов спрыгнул на землю, обошел самолет вокруг. После вчерашнего ночного боевого вылета на Керчь бомбардировщик имел жалкий вид. Всюду — на крыльях, в фюзеляже, в рулях управления зияли рваные отверстия. Зенитные батареи немцев словно поджидали нашу группу: открыли такой плотный огонь, что ни один самолет не остался без отметин. А два не вернулись…

За день механики и техники восстановили почти все самолеты, и они стояли теперь с подвешенными бомбами, готовые к новому боевому вылету.

Александр ласково и с благодарностью провел ладонью по дюрали: сколько боевых вылетов совершил он на этой машине, сколько провел жестоких схваток с «мессершмиттами». Не раз прилетал, как говорится, на честном слове: но, как бы ни был изранен самолет, он не подводил экипаж…

— Товарищ лейтенант, замполит идет, — предупредил Александра техник самолета.

Туманов вышел из-за крыла и увидел коренастую фигуру майора Казаринова. Расправил под ремнем комбинезон и шагнул ему навстречу. Отрапортовал:

— Товарищ майор, самолет номер семнадцать к полету готов. Экипаж производит предполетный осмотр.

Майор поздоровался с ним за руку.

— Самолет, говоришь, готов. А экипаж? — В прищуренных глазах замполита таилась хитринка. Значит, знает о Серебряном.

— Вот только штурмана поджидаем.

— А знаете, где он?

Александр, разумеется, догадывался, но выдавать подчиненного не хотелось, и он неопределенно пожал плечами.

— Н-да… — о чем-то своем подумал Казаринов. — Не повезло тебе со штурманом.

— Штурман он отменный, — вступился за Серебряного Александр. — И характером будто бы не из слабых, а вот пристрастился… Компания еще такая подобралась…

— Слыхал я, жениться он хочет?

— Собирается…

— Симпатичная невеста… К нам в БАО, в медсанбат просится. Я одобрил его выбор. Может, женитьба образумит твоего штурмана?

Александр глянул в глаза замполита: серьезно он? Прежних лукавинок не было; похоже, майор не шутил. Прибежал Юнаковский и, переведя дыхание, попросил у майора разрешение обратиться к лейтенанту. — Давай, — кивнул Казаринов,— Товарищ лейтенант, старшего лейтенанта Пикалова я не нашел, но комэск велел передать вам, что капитана Серебряного командир полка отстранил от полетов.

«Достукался, — мелькнуло в голове у Александра. — Омельченко — не Меньшиков, либеральничать с капитаном не станет, несмотря ни на какие его заслуги».

— А как же с вылетом? — спросил Александр у майора, — Ведь наш экипаж летит осветителем цели.

— Н-да… — задумался Казаринов. — Без осветителя никак нельзя. Бомбы уже подвезли?

— Так точно. Вон лежат. Может, из молодых штурманов кого дадите?

— Из молодых нельзя, — возразил Казаринов. — Коса Чушка — объект сложный, до тридцати зенитных батарей прикрывают. А идти первым. В общем, готовьтесь, я согласую с командиром. — Замполит направился к командному пункту.

* * *

Если верить историкам, Гай Юлий Цезарь умел одновременно писать, читать и вести с кем-то важный разговор. Ему, Пикалову, такого умения, конечно, не достичь, хотя приходится и потруднее; задавать вопросы радисту, слушать его ответы, настраивать радиостанцию на нужную волну — через три минуты «хозяин» выйдет на связь — и наблюдать за аэродромом (притом за капитаном Серебряным) не спуская глаз. Сегодня Князь проходит последнее испытание. Если он справится с ним, «Валли-4» приобретет еще одного ценного сотрудника.

Пока все идет как по писаному: Ваня опоздал на аэродром, командир полка отстранил его от полета…

Радист, несмотря на свою молодость и неопытность — сегодня он впервые летит самостоятельно на боевое задание, — отвечает четко и верно. В наушниках комариным писком прозвучали позывные «Валли-4», Пикалов как бы от нечего делать стал записывать цифры. Вскоре это ему «надоело». Он скомкал бумажку, сунул ее в карман и задал радисту новый вопрос.

А Серебряный с понурой головой стоял перед Тумановым. Тот что-то говорил ему внушительно и недовольно, потом махнул рукой и полез в кабину.

Ваня бесцельно побрел к соседнему самолету. Неужели сдрейфил?… Его маленькая фигура скрылась за фюзеляжем. Пикалову очень не хотелось покидать этот укромный наблюдательный пункт: то, что будет делать Серебряный, он должен видеть собственными глазами…

Пикалов перевел радиостанцию на другую волну, надел наушники на голову радиста и, дав «добро», спустился на землю. Достал папиросу. У хвоста самолета остановился, Ваня Серебряный уже «заливал» что-то технику и механику из экипажа командира эскадрильи. Те весело хохотали. «Артист-юморист, — усмехнулся Пикалов. — Будто не его отстранили от полета, и будто не он пять минут назад стоял перед Тумановым с покаянием…»

К бомбардировщику подвезли бомбы. Техник полез в кабину, открыл бомболюки. Ваня Серебряный стал помогать вооруженцам подвешивать бомбы.

«Неужели он решил там, а не на своем самолете? — задумался Пикалов. — Пожалел Туманова или ситуация заставила?… В конце концов, какая разница… Во всяком случае, для него, Пикалова, и для «Валли-4»… Вот разве для эскадрильи… Для нее разница есть — потерять командира или рядового летчика… Значит, и для Блондине с Пикаловым разница есть…»

Вооруженцы, один вращая лебедку, второй поддерживая бомбу, стали поднимать ее в бомболюк. Серебряный с замком в руках пошел к очередной «сотке». Вот тут-то Пикалов и увидел то, что не видели другие: Князь остановился около взрывателей и, сунув руку в карман, заменил один. «Тот ли? — мелькнуло было сомнение у Пикалова. Но он тут же успокоил себя: — От Лещинской Ваня никуда не заходил… Неплохо бы проверить. Но как? Свою причастность к этому делу ни в коем случае выявлять нельзя… Все станет ясно, когда экипажи вернутся с боевого задания…»

* * *

Александр думал о Серебряном: что теперь ему будет? Омельченко одним отстранением от полетов не ограничится, он уже предупреждал штурмана: еще одно опоздание, связанное с пьянкой, — и отдаст его под суд военного трибунала. А командир слов на ветер не бросает. И хотя Александр был зол на своего штурмана, почему-то жалел его: что-то с Ваней творилось непонятное. Поступки его были по-мальчишески глупы. У Александра в голове не укладывалось, как можно так безответственно относиться к делу, забывать обо всем на свете при виде красивой женщины, напиваться. Ведь умный человек, превосходный штурман, умеющий с первого захода поражать самые малоразмерные цели. В небе никакие снаряды не свернут его с боевого курса, а на земле сто граммов уводят черт-те куда…