Книга Приключения Кавалера и Клея - Майкл Чабон

— Если честно, я сама не знаю, что говорю, — сказал она. — Пожалуй, просто «не отчаивайся». Я это серьезно, Джо, очень серьезно.

При этих словах Розы, прикосновении ее ладони, произнесении короткого и пустого американского слова, лишенного всякой наполненности и семейных ассоциаций, Джо вдруг переполнил потоп благодарности столь мощный, что он даже испугался, ибо во всей своей силе и великолепии такое явление попросту отражало то, как мало надежды у него на самом деле осталось. И Джо отстранился от Розы.

— Спасибо, — чопорно сказал он.

Роза позволила своей руке упасть, расстроенная тем, что ненамеренно его оскорбила. «Извини», — сказала она. А потом смело и вопросительно подняла брови — как показалось Джо, готовая вот-вот его узнать. Джо отвел глаза, чувствуя, как сердце бьется где-то у него в глотке, и думая о том, что, если Роза сумеет припомнить его и обстоятельства их первой встречи, вся для них на этом закончится. Глаза девушки стали совсем большими, а горло, уши и щеки залила яркая сердечная кровь унижения. Джо видел, что она силится отвернуться.

Но в этот самый момент воздух вдруг прорезал целый ряд резких металлический звуков, как будто кто-то сунул гаечный ключ в лопасти вентилятора. Вся библиотека разом погрузилась в молчание. Люди стояли, прислушиваясь к тому, как грубые рубящие звуки пропадают и сменяются вибрирующим механическим воем. Затем послышалось женское верещание — музыкальный ужас четко доносился от танцевального зала на первом этаже. Все повернулись к двери.

— Помогите! — донесся снизу хриплый мужской крик. — Он тонет!

9

Сальвадор Дали лежал на спине в самой середине танцевального зала, безуспешно хлопая по шлему водолазного костюма руками в тяжелых рукавицах. Его жена Гала стояла рядом с Дали на коленях, лихорадочно пытаясь отвинтить крыльчатую гайку, что крепила шлем к латунному воротнику костюма. На лбу у нее вздулась вена. Тяжелый язык черного оникса, который Гала носила на конце толстой золотой цепи, то и дело бил в колокол водолазного шлема.

— Он синеет, — в тихой панике заметила Гала. Двое гостей в темпе подбежали к Дали. Один из них — композитор Скотт — смахнул в сторону руки сеньоры Дали и ухватился за крылышки гайки. Дылда Муму бочонком прокатился по комнате, проявляя поразительную резвость для человека своего обхвата. Подошвой правой сандалии он принялся топать по воющему воздушному насосу.

— Его заклинило! Он перегружен! Черт, да что же с этой хреновиной стряслось!

— Он совсем не получает кислорода, — предположил некто.

— Сорвите с него на хрен этот шлем! — предложил кто-то еще.

— А каким еще хреном я, по-вашему, занимаюсь? — заорал композитор.

— Прекратите орать! — завопил Муму. В свою очередь отпихнув Скотта с дороги, он ухватился мясистыми пальцами за крыльчатую гайку, после чего вложил всю свою массу и инерцию в один-единственный феноменальный рывок. Гайка провернулась. Дылда Муму ухмыльнулся. Но тут гайка провернулась дальше, и ухмылка исчезла. Гайка все проворачивалась, проворачивалась и проворачивалась, но шлем не отпускала — она была сорвана.

Джо стоял в дверях позади Розы, наблюдая за тем, как гайка беспомощно крутится в руках ее отца. И тут Роза, похоже сама не понимая, что делает, обеими ладонями ухватила Джо за руку и крепко ее сжала. Воплощенная в этом жесте просьба о помощи разом наполнила Джо тревогой и восторгом. Он сунул руку в карман и достал складной ножик «викторинокс» — подарок от Томаса на семнадцатилетие.

— Что ты задумал? — отпуская его, спросила Роза.

Джо не ответил. Быстро пройдя по комнате, он опустился на колени рядом с Галой Дали, от чьих подмышек почему-то странно пахло семенами укропа. Убедившись в том, что Сальвадор Дали и впрямь начинает синеть, Джо открыл на своем ножике отвертку. Всунув отвертку в щель на головке болта, он стал удерживать болт на месте и одновременно работать с гайкой. Из-под проволочной сетки лицевой пластины шлема на него таращились выпученные от ужаса и нехватки кислорода глаза Дали. По той стороне дюймовой толщины стекла грохотал непрерывный поток испанского. Насколько Джо смог понять (в испанском он был не силен), Дали вовсю взывал к Пресвятой Богородице и униженно просил ее вмешаться. Болт держался на месте. Крепко прикусив губу, Джо стал жать на гайку, пока ему не показалось, что кожа на кончиках его пальцев вот-вот порвется. Наконец раздался щелчок, и гайка не без протестов, но все же смягчилась. А затем медленно подалась. Четырнадцать секунд спустя раздался громкий хлопок, и Джо сдернул шлем.

Дали испускал жуткое плачущее оханье, пока ему помогали выбраться из водолазного костюма. Нью-Йорк, пусть и весьма доходный, был для него опасен: весной 1938 года Дали попал во все газеты, выпав через витрину в «Бонвит-Теллере». Принесли стакан воды — Дали сел и мигом его осушил. Левый завиток его знаменитых усов поник. Дали попросил сигарету. Джо дал ему пэллмэллину и чиркнул спичкой. Дали сделал глубокую затяжку, закашлялся, снял с губы табачинку. Затем кивнул Джо.

— Молодой человек, вы спасли бесценно-важную жизнь, — сказал он.

— Я это знаю, мэтр, — отозвался Джо.

Тут он почувствовал у себя на плече чью-то тяжелую руку. Это была жирная ладонь Дылды Муму.

Хозяин вечеринки сиял радостной улыбкой, чуть ли не подпрыгивая на своих сандалиях от такого поворота событий. Едва-едва предотвращенная гибель всемирно знаменитого художника в водолазном инциденте, в танцевальном зале Гринвич-Вилледжа, придавала его вечеринке несомненный сюрреалистический блеск.

— Отличная работа, — сказал Муму.

А потом вся вечеринка словно бы сомкнула свои пальцы на Джо, точно драгоценность, лелея его на ладони. Он был героем.[6]Народ собрался вокруг него, швыряя пригоршни гиперболических прилагательных и хриплых увещеваний на его непокрытую голову, держа бледные сковородки своих физиономий поближе к его лицу, словно бы желая уловить хоть капельку гремящего джекпотом игрального автомата момента его славы. Сэмми руками и накладными плечами сумел проложить себе путь сквозь хлопающую и лапающую Джо толпу и сжать его в объятиях. Джордж Дизи принес ему выпивку — яркую и холодную, как его вставные зубы. Джо медленно кивал, не говоря ни слова, принимая все почести и возгласы одобрения с аурой угрюмой рассеянности победоносного атлета, и старался поглубже дышать. Все это ничего для него не значило: только шум, дым, толкотня, смешение духов и масла для волос, пульсация боли в правой ладони. Приподнявшись на цыпочках, Джо оглядел помещение, поверх вощеных голов мужчин и сквозь плотную листву плюмажей на дамских шляпках пытаясь отыскать Розу. Все его самопожертвование, вся его эскапистская чистота намерений были позабыты в приливе победного настроения и ощущения спокойствия, очень похожего на то, которое он испытывал после очередной трепки от немцев. Джо казалось, вся его жизнь и судьба, весь аппарат его самоощущения теперь зависят исключительно от того, что о нем подумает Роза Сакс.