Книга Штрафбат магического мира - Дмитрий Морозов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не бывает правильной и неправильной смерти. Смерть — всегда смерть, конец всему.
— Нет! — Два голоса слились в один — пожилого священника и вчерашнего крестьянина. Рикс, смутившись, замолчал, а Фодр продолжил:
— Большинство людей умирает неправильной смертью. Смерть от старости и дряхлости, когда человек бежит, наукой и магией оттягивая неизбежное; смерть в молодости, когда ничего не достигнуто в жизни; смерть с сердцем, отягощённым прожитыми годами и собственными деяниями; смерть с грузом страстей, когда так не хочется расставаться с тем, что награбил, накопил, наворовал… Шагнуть за порог можно по-разному, но умереть, вобрав в себя весь мир, очистив собственные помыслы, с кристально ясными мыслями и смело глядя вперёд, навстречу неизбежному — такая смерть представляется мне хорошим итогом жизни. С прошлого месяца, подав верховному жрецу свой труд «О природе бога и ошибках церкви», я готовлюсь к такой смерти.
Все замолчали, глядя вперёд на дорогу. Опытные воины, ходящие по краю со смертью наперегонки, никогда не рисковали смотреть ей в лицо. За исключением одного молодого крестьянина.
Новый лагерь поразительно напоминал старый. Луг, землянка, сложенная из толстых брёвен, и десяток палаток для тех, кто не отвоевал себе места поспокойней и позащищённей. Только тут не было прямой дороги к противнику — вражеские армии разделяла река. Вздохнув, Ладар по привычке направился к ближайшей к передовой палатке.
— Погоди, давай посмотрим землянку. — Тонкая кисть легла ему на руку. — Здесь нет специальной ловушки, дополнительных защит и всего такого — обычная часть. Тут могут и напасть, если подловят момент и вскроют стандартную оборонительную магическую схему. Дополнительная подстраховка нам не помешает… Если эта хатка не слишком загаженная.
Землянка оказалась чистенькой и уютной. Возможно, раньше тут был не штрафбат, а рядовая, патриархальная рота, где вчерашние крестьяне добросовестно наводили порядок — и столь же добросовестно погибали под вражескими стрелами. Небольшая, пять на десять шагов, она могла с относительным комфортом разместить трёх-четырёх человек — или в ней могли расположиться два десятка, как это и произошло сразу по прибытии штрафников в часть. Перемирие не прошло для Хорька даром. За время вынужденного безделья тот сколотил из отбросов, которыми так славился штрафбат, свой собственный отряд, или, вернее, банду. Ему назначили не столь уж большой срок, плюс два месяца перемирия. Хорёк был умён и рассчитывал дотянуть до возвращения в строй, просто ставя между собой и смертью живую стену из сколоченной наспех стаи. Сейчас его отряд, составляющий практически всё последнее пополнение штрафной роты, чуть больше двух десятков человек, пытался расположиться в небольшой, но неплохо защищённой комнатушке. Сразу резко запахло потом, вонью немытых тел и чем-то кисло-сладким, приторным и кружащим голову.
— Вниманию всех присутствующих. — Ируг специально оставил открытой дверь — так, чтобы свет, льющийся из неё, слепил глаза людей, уже привыкших к полумраку. — Эта землянка переходит в распоряжение костяка штрафбата, а именно: меня и моих товарищей. Всех остальных попрошу очистить помещение, не забыв захватить мусор и прочие свои вещи. Заранее спасибо за понимание.
Скрестив руки, отставной маршал неторопливо прислонился к косяку, всем своим видом излучая уверенность, что всё будет по его слову. Пара парней попроще попытались было выйти, но их тут же схватили за руки и заставили сесть. Взгляды всех скрестились на Хорьке, ожидая его слов. Тот не спеша откинулся на единственном стуле и, покачиваясь, уставился на Ируга. Он явно пытался ответить в той же утончённой манере, однако не хватало воспитания — и опыта.
— А присутствующим и тут неплохо! Вот ещё, под вражьи стрелы лезть! Мы здеся пересидим. Верно, братва? — Услышав одобрительный гул за спиной, Хорёк приободрился и продолжил: — Ты вообще никто! Подумаешь, аристократ нашёлся! Енерал! Давно уже вместе с народом чалишься, и не надо тут манеры корчить! Хочешь от стрел прикрыться — лезь под шконку, там вроде ещё свободно!
Хорёк заржал, довольно взмахивая руками, слыша одобрительный смех за собой, и тут Ладар шагнул вперёд. Он не сомневался в способности Ируга вести переговоры, но слышать подобный говор просто не мог — само осознание того, что человек может упасть так низко и при этом считать всех равными себе, последнее время бесило его до крайности. Рука его против воли легла на тёмный клинок.
— Если ты думаешь, падаль, что эта свора у тебя за плечами защитит твою душу от ласки моего клинка, то я готов доказать обратное. Рискнёшь проверить?
— Да ладно, что ты кипятишься? Уходим мы, уходим. Вроде в одной роте служим, вместе головы складывать будем, а вы как неродные, отделяетесь от общества… — Хорёк продолжал бубнить что-то мирное и успокаивающее, но Ладар его не слушал: он с ужасом смотрел, как появляется из ниоткуда и исчезает в груди бузотёра тёмная, странная нить. Нить, идущая из небытия. Он видел что-то подобное — раньше, в собственном закутке на грани, но тут, среди людей, да ещё не применяя магического зрения…
Хорёк меж тем решил, что в достаточной мере усыпил бдительность противников.
Мелькнули серебристыми змейками метательные ножи, крик «Бей аристократов, братва!» заполнил землянку — и захлебнулся тихим бульканьем. Тёмный клинок был, как всегда, быстр. Мгновение — и он, вылетев из ножен, сам ведёт руку хозяина, отбивая чужие лезвия. Серебро чужих ножей входит во тьму, чтобы, треснув, упасть в пыль у ног сипала. Ещё мгновение — и сгусток тьмы летит, впиваясь в грудь Хорька. Туда, куда входила тёмная нить. Мелькнула узкая девичья ладонь — и неудачливый заводила хрипит, теряя остатки жизни и души, а довольный добычей тёмный клинок с упоением пьёт всё — всё, до чего может дотянуться. Один из штрафников кинулся к телу главаря, схватился за простую рукоять, пытаясь обратить оружие против хозяина. Зверь в клинке не против. Он даже рад новой добыче. Пальцы мятежника белеют, становятся полупрозрачными, тот трясёт рукой, пытаясь отбросить тёмное оружие, но они уже не слушаются.
Стигис ярким полукругом обрывает его мучения, разрубая руку у предплечья, отбрасывая жадный до крови тёмный клинок в одну сторону, его жертву — в другую. Не обращая внимания на попятившуюся толпу, Ладар подходит к разочарованно мерцающему тьмой клинку и концом серебряного меча небрежно скидывает с его рукояти остатки чужих пальцев — обнажившиеся кости с обрывками сохранившейся кожи. Подхватывает тёмный клинок, забрасывая его в ножны, и поворачивается к воющему парню, тщетно пытающемуся остановить поток крови, льющийся из перерубленной руки. Тёмный феербол, сорвавшийся с кончиков пальцев сипала, ловит поток крови — и прирастает к ране. Вопль боли, заполнивший землянку, заставляет штрафников замереть в ужасе, стараясь вжаться в стены.
— И незачем так орать. Кровь я тебе остановил, рану прочистил, гнить не будет. Это ж надо додуматься — схватиться за тёмный клинок, пьющий жизнь! Не знаешь, как обращаться с магическим оружием, не тяни руки, целее будут. А сейчас пусть тебя перевяжут, потом доложишь руководству о своих потерях. Будут тебя лечить и новую руку отращивать или спишут в обоз — не моя проблема, сам виноват.