Книга Влюбленная герцогиня - Элоиза Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я повел себя некорректно. Я должен был сказать вам, насколько вы прекрасны. — Она не могла не оглянуться.
Себастьян выглядел слегка нетерпеливым. — Я надеялся, что мы сможем признать наше взаимное тяготение, не воспринимая его с чрезмерной серьезностью.
Эсма сделала глубокий вдох.
— Под признанием вы имеете в виду, что я приглашу вас в мою комнату?
Он кивнул:
— Вы необыкновенно умная женщина, хотя стараетесь выглядеть пустой и легкомысленной.
— Вряд ли это столь важно.
Он схватил ее за плечи и развернул лицом к себе.
— А что важно, Эсма? Я хочу вас. Хочу вас так, как не хотел ни одну женщину, и вы… свободны. Я не женат и не думаю, что собираюсь жениться. Почему бы вам не пригласить меня в свою постель? Уверяю вас, моя голова работает намного лучше, чем у Бардетга.
— Наверное, вы правы насчет брака Джины, — промолвила Эсма и, не дав ему ответить, быстро прибавила: — Однако на мой счет вы ошиблись. Я не свободна, милорд.
— Нет?
— Я возвращаюсь в постель собственного мужа. Так что, боюсь, вы упустили благоприятную возможность. Проститутка — сегодня, завтра — жена.
— Возвращение не предполагает немедленного действия, — прищурился он. — Могу я рассчитывать, что вы еще не до конца примирились с достойным уважения лордом Роулингсом? — Она кивнула. — Тогда я буду последним глупцом, если упущу ту маленькую возможность, которая у меня есть, не так ли?
Не сводя с нее глаз, он закрыл дверь, сдернул шейный платок, небрежно отбросил его в сторону и начал расстегивать рубашку.
Эсма засмеялась:
— Вы сошли с ума, милорд. Это на вас не похоже…
У него было сильное тело наездника, и она почувствовала внутри сладкую боль. Он только ее. Ни одна женщина не прикасалась к его телу. Он швырнул рубашку на стул.
— Вы не можете раздеваться в гостиной леди Троубридж, — запротестовала Эсма. — А если кто-нибудь войдет?
— Не войдет. — Он снимал правый сапог, и она видела, как играют мышцы на его мощной спине. — Уже заканчивался последний танец, когда вы с Бардеттом покинули бальный зал. В бильярдной рядом никого нет, и я уверен, что все готовятся ко сну.
Он взялся за пояс, и во рту у нее пересохло. Она в последний раз попыталась запротестовать.
— Я не должна… — Но мысленно Эсма уже решилась. Каждая частица ее тела уговаривала принять этот дар судьбы. — Может, вам удобнее присоединиться ко мне в моей комнате?
— Думаю, нет. Мне будет неприятна мысль о том, что вы могли спать в этой постели с другим мужчиной. Глупое объяснение, но я чувствую себя именно так.
Она хотела возразить и передумала. Его совершенно не касается, что она много лет не приглашала в свою постель мужчину, и уж тем более во время пребывания у леди Троубридж. В следующий момент маркиз стоял перед ней обнаженный.
— Не собираетесь ли вы раздеться?
Эсма чуть не расхохоталась. Это было самое невероятное соблазнение, в котором она участвовала.
— Не желаете принять на себя роль моей горничной?
Когда он подошел, Эсма почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо. Он был так естествен в своей наготе, так уверен.
— Вас не беспокоит то обстоятельство, что вы делаете это в первый раз? — с некоторым любопытством спросила она.
Он перестал расстегивать ей платье.
— Нет. Если этот процесс несложен для большинства мужчин, почему я должен стать исключением? Действие не требует от меня чего-то невозможного. — Он едва заметно улыбнулся. — Я считаюсь очень недурным спортсменом, Эсма. Думаю, я вас не подведу.
Он нежно поцеловал ее шею, и на мгновение она почувствовала, как его язык прикоснулся к коже. Часть ее рассудка, еще не усыпленная желанием, отметила его неслыханное высокомерие. Неужели он так уверен во всем, что делает в жизни?
Она аккуратно сложила одежду на стул и повернулась к нему. Эсма, большая поклонница французского белья, не уступала сейчас парижской куртизанке. Ее сорочка представляла собой лишь несколько полосок кружев. Глаза у него потемнели.
— Вы прекрасны.
Она повернулась и направилась к кушетке. Затем вынула шпильки из волос и, когда они упали ей на спину, протянула ему руку.
— Желаете ко мне присоединиться, милорд?
Эсма дрожала от возбуждения и замешательства. Она никогда еще не занималась любовью в общественном месте, но правильного маркиза это, похоже, не волновало.
Сняв с нее остатки одежды, Себастьян какое-то время просто смотрел на ее обнаженное тело.
— Вы самая красивая женщина, Эсма. Прекраснее вас я никого еще не видел.
Он наконец обнял ее и, обхватив руками за бедра, прижал к своему телу. «Это самый опасный из всех моих поступков, — думала Эсма. — Но глаза у него голубые, словно безоблачное небо».
В этот момент в дверь постучал слуга, желающий погасить на ночь огонь. Себастьян обругал его.
Маркиз Боннингтон, известный в свете как джентльмен из джентльменов, потерял всю свою чопорность. Более того, когда Эсма засмеялась и сказала ему на ухо что-то шаловливое, он не сделал ей замечания. Вместо этого он произнес нечто горячее, невежливое, что заставило ее задрожать и притянуть его к себе.
Правда, она не стала бы утверждать, что спортсмена нечему было учить. Но хороший спортсмен есть хороший спортсмен. И, к своему огромному удовольствию, Эсма обнаружила, что они быстро учились. Даже лучше того, они поняли, что путь к совершенству лежит через повторение… повторение…
И возможно, еще один, последний, раз в серые предрассветные часы, только чтобы доказать, что врожденные атлетические способности имеют немалое значение в любом виде спорта.
В которой требуется храбрость
Спальня лорда Перуинкла
Карола свернулась калачиком под ледяными простынями, надежно укрытая в постели Таппи. Она так плотно сдвинула полог, что сквозь ткань не проникало ни лучика света. Все было готово, отсутствовала только ее решимость. Фактически она уже подумывала о бегстве, лишь теперь осознав, что план Эсмы не учитывал одного важного обстоятельства.
Карола не любила супружеский акт. Не любила, когда Таппи совершил его в их первую брачную ночь, не полюбила и две недели спустя. Предположение матери, что она скоро успокоится под седлом, так никогда и не сбылось.
Подтянув колени к груди, Карола обхватила их руками. Главное, не забывать, что она действительно хотела быть женой Таппи, даже если не хотела исполнять эти обязанности жены. Ей нравилось целовать его, сама мысль о Таппи, целующем ее, заставила Каролу покраснеть.
Но одних поцелуев недостаточно. Эсма выразилась совершенно ясно: она должна убедить Таппи, что настолько хочет быть в его постели, что готова унизиться. А по мнению Каролы, унижение неизбежно, и она пребывала в таком замешательстве, что могла упасть в обморок, когда Таппи ляжет в постель.