Книга Смерти смотрели в лицо - Виктор Васильевич Шутов

в небе все чаще появлялись самолеты, завязывались воздушные бои. С радостью отмечали, что советских ястребков не меньше, чем гитлеровских самолетов. Смотрели, затаив дыхание, на воздушные карусели и облегченно вздыхали, когда за падающим «мессером» тянулся черный хвост. Над Сталинградом до самого неба поднималась багрово-серая стена огня и дыма. Пораженные подпольщики долго не могли двинуться с места. Заросшие, грязные, голодные, с болью смотрели на закопченный горизонт, черную землю и не верили, что впереди могут быть люди.

На окраине стояли целые дома. Первый снег присыпал покореженные орудия и танки. Окопы и траншеи походили на страшные беззубые рты. Закутанная в платок женщина в длинном мужском пальто тащила санки с бачком воды.

— Мать! — окликнул ее Шведов.— Где здесь улица Хоперская?

— Какая я вам мать? — отозвалась она звонким голосом. — А Хоперская это и есть.

Михаил Саутов знал Александра Антоновича, ждал его, но не предполагал, что встретится в оккупированном городе.

— Выкладывай все. На всякий случай,— сказал он.— Если не перейдешь, я передам твои сведения.

Около месяца жили подпольщики у Саутова. Немцы дважды выгоняли их на окопы, они ходили, надеясь разведать место для перехода фронта. Подползали к самой Волге. Но противоположного берега не было видно. Вода свинцовая, ледяная.

— Вплавь не дотянем,— сказал Шведов. Саутов посоветовал попробовать перейти фронт в районе станции Абганерово. Но и здесь постигла неудача. Пришлось возвращаться домой.

Оккупанты, особенно в последнее время, не жалели средств на пропаганду. Заигрывали с населением. Запугивание и смертные казни желаемого результата не давали. Промышленные предприятия в Донбассе бездействовали. Спекулятивным подбором материалов о советской действительности в газете «Донецкий вестник», бесчисленными плакатами о райской жизни в рейхе немцы преследовали одну цель: скрыть истинное положение на фронте и в тылу.

«Потоку лжи нужно противопоставить нашу информацию,— думал Александр Антонович.— Как можно больше выпускать листовок».

Бумаги, которую доставал знакомый Вербоноля по кличке «Полковник», не хватало. На ее приобретение шел бензин, добываемый Алексеевым и Кожемякиным, Борисом Вербонолем и его друзьями, тратились деньги, передаваемые Кихтенко.

Листовки, написанные от руки и напечатанные на машинке, появлялись на станции, на металлургическом заводе, в Рутченково и на Петровке. Они порой повторяли одна другую. «Вот бы найти их авторов и действовать сообща»,— мечтал Шведов. Но связь между группами Калининского района и «Информбюро» уже существовала, знали об этом Иванова и Богоявленская. В свою очередь, Чистякова входила в группы «Информбюро» и в заводскую, которую возглавлял Чернов, о чем Августа Гавриловна даже не догадывалась.

Ирина Васильевна изредка навещала квартиру Ивана Михайловича, но о том, что печатает сводки и воззвания, ничего не говорила. В октябре ее листовку Холошин показал Чернову.

— И нам бы за такие взяться,— предложил Иван Михайлович.

На совещании Чернов сказал о припрятанной машинке. Завком эвакуировался и отдал ее на хранение.

— У меня есть приемник,— отозвался Холошин.

— Записать сводку сумеет каждый, а вот кто размножит?

— Я умею печатать,— заявил Иван Иванович.

— И я тоже,— сказала Ирина Васильевна.— Могу достать копирку.

Бумагу каждый пообещал поискать у себя дома.

Приемник устанавливали в напряженной тишине. В сердце закрадывалось сомнение: а вдруг не заработает. Но вот, словно далекий отзвук грозы, раздался приглушенный треск, а за ним знакомый голос диктора:

— Вы слушали первую часть «Богатырской» симфонии Бородина.

Ирина Васильевна любила эту симфонию. Она и сама играла на пианино. Боже, неужели это было? Посмотрела на свои длинные красивые пальцы и сжала их в кулак. Начали передавать сводку Совинформбюро.

Чернов схватил карандаш, но разволновался, старческие руки задрожали.

Сводку записала Чистякова. Прибавили призыв к населению: «Повсюду мстите оккупантам, помогайте Красной Армии разбить врага».

За машинку сел Холошин, печатал неуверенно, медленно. Ирина Васильевна улыбнулась и попросила уступить место ей. До комендантского часа отпечатали около ста экземпляров.

Холошин принес листовки в цех и незаметно рассовал по ящикам, где лежал инструмент. Остальные прокламации передали знакомым и прикрепили на видных местах.

В тот же день оккупанты устроили облаву, охотились за патриотами. Куда-то исчез Аввакумов. По доносу был окружен дом, где жил Грицаенко. Но он успел уйти и укрыться у бывшего заведующего центрально-заводской лабораторией Бориса Васильевича Расторгуева на Четвертой линии.

Встревоженная Чистякова пришла к Чернову и сказала:

— У меня есть машинка. Давайте сводки мне. Я их буду печатать. А вашу квартиру необходимо обезопасить. Мой дом вне подозрений.

Ирина Васильевна размножала обращения и призывы, а также печатала восковки. За ними, как и прежде, приходили Нина Баркар и Рема Шаповалова. Через Богоявленскую передавали их Ивановой. На Ларинскую сторону девочки приносили листовки, откатанные Соней.

Недавно Августа Гавриловна привела к Чистяковой щупленькую девушку с черными косичками. Ее карие глаза доверчиво смотрели на высокую красивую женщину.

— Наша новая помощница — Дуся,— представила ее подпольщица.

Анакина стала посещать врача. Для конспирации бинтовала руки, якобы пораженные экземой. Приносила Ирине Васильевне бумагу, копирку, восковку, иногда забирала отпечатанные листовки. До пятидесяти штук, бывало, прятала под платьем. Через Бальфуровский переезд ходить боялась — там стояли часовые. Забиралась на заводской горбатый мост. На нем кое-где не было настила, на металлических балках торчали болты. Она переползала по ним на животе. Хотя и страшновато, но здесь не нарвешься на немецких солдат.

Листовки передавала брату Николаю. Он однажды встретил знакомого, работавшего в артели «Утильсырье», и тот помог Анакину достать документы и открыть ларек на городском рынке.

— Николай делает чугунки и продает их,— сказала Богоявленская Халиту и Соне.

— Замечательно!— воскликнул Халит.— Познакомьте меня с ним.

— А я зайду к Анакиным сама. Дайте адрес,— попросила Иванова.

Под вечер она с Нелей на руках постучала в дом к Анакиным. Поздоровалась, прошла к кровати, положила на нее ребенка, развернула простынку и вытащила прокламации. Дуся, вытаращив глаза, смотрела на невысокую женщину со светлыми волосами, выбивавшимися из-под платка.

— Вы... Вы не туда попали,— наконец проговорила девушка.

— Ты не бойся,— ответила гостья.— Я от Августы. Листовки отнеси