Книга Комплекс хорошей девочки - Эль Кеннеди

class="p1">Я не плакала с тех пор, как узнала, что моя мать больна. И вот, принимая дурацкий леденец из его рук, я чувствую, как перехватывает горло и слезятся глаза.

Внезапно я переношусь в то время, когда мы впервые обменялись леденцами. Очередные похороны. Еще один мертвый родитель. Это случилось после того, как отец Эвана, Уолт, погиб в автокатастрофе. Вождение в нетрезвом виде, потому что таким безрассудным, склонным к саморазрушению человеком был Уолт Хартли. К счастью, больше никто не пострадал, но жизнь Уолта оборвалась на темной дороге той ночью, когда он потерял управление и врезался в дерево.

В то время я, двенадцатилетняя, понятия не имела, что взять с собой на поминки. Мои родители принесли цветы, но Эван был таким же ребенком, как и я. Что ему было делать с цветами? Все, что я знала тогда: что мой лучший друг и мальчик, в которого я всегда была влюблена, сильно расстроен, и все, что у меня имелось в кармане, это один жалкий доллар. Самой необычной вещью, которую я могла себе позволить в магазине, оказался леденец на палочке.

Эван плакал, пока я тихо сидела рядом с ним на задней террасе его дома. Трясущейся рукой он сжимал леденец, а затем прошептал: «Спасибо, Джен». Мы просидели в тишине больше часа, глядя на волны, плещущиеся о берег.

– Заткнись, – бормочу я себе под нос, сжимая леденец в ладони. – Ты такой идиот.

Несмотря на мои слова, мы оба знаем, что я глубоко тронута.

Эван многозначительно улыбается и проводит рукой по галстуку, поправляя его. Он выглядит мило, но не слишком. Есть что-то такое в том, как костюм сидит на нем. Что-то опасное.

– Тебе повезло, что я нашла тебя первой, – говорю я ему, как только снова могу произносить слова. – Не уверена, что мои братья будут такими же дружелюбными.

Он пожимает плечами с равнодушной ухмылкой.

– Келлан бьет хуже девчонки.

Как типично.

– Обязательно передам ему, что ты так сказал.

Очередные мои кузены мельком замечают нас из-за угла и выглядят так, будто ищут повод поговорить со мной, поэтому я хватаю Эвана за лацкан и толкаю его в прачечную. Я прижимаюсь к дверному косяку, а потом проверяю, нет ли никого поблизости.

– Не вынесу еще одного разговора о том, как же я напоминаю им маму, – стону я. – Блин, парни, в последний раз, когда вы меня видели, я даже твердую пищу не ела.

Эван снова поправляет галстук.

– Они думают, что так помогают.

– Ну, это не так.

Каждый желает сказать мне, какой же великолепной женщиной была моя мать и как важна была для нее семья. Это почти жутко – слышать, как люди говорят о женщине, которая совсем не похожа на ту, что я знала.

– Как ты держишься? – хриплым голосом спрашивает Эван. – На самом деле.

В ответ я лишь пожимаю плечами. Это же вопрос, не так ли? Его мне задавали уже дюжину раз всеми возможными способами за последние пару дней, и у меня до сих пор нет нормального ответа. Ну, или по крайней мере ответа, который хотели бы услышать люди.

– Не уверена, что вообще что-то чувствую. Не знаю. Может, я до сих пор в шоке или что-то в этом роде. Всегда ожидается, что эти вещи произойдут за доли секунды или в течение долгих месяцев. Но это… Как будто меня не предупредили должным образом. Я приехала домой, а через неделю она умерла.

– Да, – говорит Эван. – Едва успеешь понять, что к чему, а все уже закончилось.

– Я вот уже несколько дней не знаю, что ощущаю. – Я кусаю губу. – Начинаю думать, может, со мной что-то не так?

Он смотрит на меня недоверчивым хмурым взглядом.

– Это смерть, Фред. С тобой все в порядке.

Я фыркаю, смеясь над прозвищем, которое он мне дал. Я так давно его не слышала, что почти забыла, как оно звучит. Было время, когда я отзывалась на него больше, чем на собственное имя.

– Ну, а если серьезно… Я все жду, когда на меня нахлынет горе, но оно все не приходит.

– Довольно трудно отыскать в себе эмоции для человека, которого не было рядом. Даже если это твоя мама. – Эван делает паузу. – Наверное, особенно когда это твоя мама.

– Согласна.

Эван понимает. Он всегда понимал. Одна из наших общих черт – это странные отношения с нашими матерями. В этом смысле слова излишни. В то время как его мама была самым главным непостоянством в его жизни – отсутствовала, за исключением нескольких раз в году, когда прилетала в город, чтобы отоспаться после запоя или попросить денег, – моя отсутствовала духом, а не телом. Моя мать была такой холодной и отстраненной, даже в самых ранних воспоминаниях, что, казалось, ее вообще не существует. Я выросла, завидуя цветочным клумбам, за которыми она ухаживала во дворе.

– Я почти испытываю облегчение, что ее больше нет. – В горле поднимается комок. – Нет, даже не почти. Ужасно так говорить, знаю. Но… теперь я как будто могу прекратить попытки, понимаешь? Сначала пытаться, а потом чувствовать себя как дерьмо, когда ничего не меняется.

Всю свою жизнь я прилагала усилия, чтобы сблизиться с ней. Чтобы понять, почему моя мать вроде бы не слишком меня любит. Однако я так и не получила ответа. Скорее всего, теперь я могу перестать задаваться этим вопросом.

– Это не ужасно, – произносит Эван. – Некоторые люди бывают дерьмовыми родителями. Не наша вина, что они не умеют нас любить.

Кроме Крейга… Мама определенно знала, как его любить. После пяти неудачных попыток она, наконец, поняла, как все сделать правильно. Он стал для нее идеальным сыном, с которым она испытала всю радость материнства. С тем же успехом нас могли вырастить два разных человека. Он единственный из нас, кто ходит здесь с красными опухшими глазами.

– Могу я кое-что тебе сказать? – спрашивает Эван с улыбкой, которая настораживает меня. – Но пообещай, что не побьешь меня.

– Нет уж.

Он смеется про себя, облизывая губы. Невольная привычка, которая всегда сводила меня с ума, потому что я знаю, на что способен этот рот.

– Я скучал по тебе, – признается он. – Я мудак, если вроде как рад чьей-то смерти, потому как появился повод тебя увидеть?

Я бью его по плечу, и Эван делает вид, что ему очень больно. Но он не имеет это в виду. Не совсем. Однако странным образом я ценю это чувство, хотя бы потому, что оно на секунду или две вызывает у меня улыбку. И позволяет вдохнуть полной грудью.

Я подергиваю тонкий серебряный браслет на запястье. Не встречаясь с ним взглядом.

– Я тоже по тебе скучала. Немного.

– Немного? – дразнит он.

– Совсем немного.

– Хм. Так, значит, ты думала обо мне… Сколько? Раз? Два?

– Раз или два.

Эван издает смешок.

По правде говоря, после того, как я покинула Авалон-Бэй, я провела месяцы, изо всех сил пытаясь отогнать мысли о нем, но они отказывались уходить. Я отрекалась от образов, которые появлялись, когда я закрывала глаза перед сном или шла на свидание. В итоге стало легче. Я почти успела его забыть.

Почти.

Автор бестселлеров New York Times, USA Today и Wall Street Journal, ЭЛЬ КЕННЕДИ выросла в пригороде Торонто, Онтарио, и является автором более сорока романтических саспенсов и современных любовных романов, включая международный бестселлер «Вне кампуса» и серию «Университет Брайар».

Сноски

1

Jägerbomb – это коктейль-бомба, приготовленный путем добавления порции Jagermeister в энергетический напиток, обычно Red Bull. Иногда этот напиток ошибочно называют традиционным «шотом».

2

Водочный коктейль Red Bull – это алкогольный напиток с кофеином, коктейль Highball, состоящий из энергетического напитка Red Bull и различного количества водки.

3

Коктейль на основе канадского ликера с одноименным названием.

4

Розовое вино (также фр. rosé – розе́) – вино, получаемое с использованием красных сортов винограда в результате непродолжительного контакта виноградного сусла с мезгой (и характерными для кожицы винограда темными пигментами).

5

Американский обувной производитель Sperry вошел в историю как первый бренд специализированной обуви для моряков. Сегодня Sperry принадлежит компании Wolverine World Wide, которая владеет такими известными марками, как Merrell, Saucony, Harley Davidson (только обувное производство), Hush Puppies, Keds и прочими.

6

Jack Daniel’s – бренд виски из США.