Книга Моя вина - Мерседес Рон

Ее одежда была испачкана рвотой. Я снял с нее юбку, а потом и чулки. Достал свою футболку, но прежде чем просунуть в нее ее голову, кое на что обратил свое внимание: у Ноа на теле был огромный шрам, проходивший через весь живот… Я смотрел на него в полном непонимании. Что это было? Это был не обычный шрам, он был огромным, и на нем было много рубцов, следов от швов. Я провел одним пальцем по гладкой поверхности этой отметины, которая ровно посередине разрывала самое восхитительное тело, которое я только видел в своей жизни…

Даже в забытьи она забеспокоилась и хлопнула по этому месту рукой. Поэтому она не хотела носить бикини? Из-за шрама? Многие моменты и детали всплыли у меня в голове и в конце концов сложились в единую картину. Вот почему она всегда носила закрытый купальник, и почему она нервничала, когда я просил ее снять одежду, и почему она так изменилась в лице во время игры, когда ее попросили снять платье.

Тогда-то я понял, как далека была от меня Ноа, как много было того, чего я не знал о ней. Я почувствовал необходимость защитить ее от всего, что ее беспокоило или чего она боялась. Пропустив голову Ноа в вырез футболки, я накрыл ее своим одеялом.

Что с ней произошло? Кем на самом деле была Ноа Морган?

С этими мыслями я лег рядом с ней, прижав ее к груди и желая защитить от всего и от всех, потому что понял, что с ней что-то произошло, и я должен был в конечном итоге выяснить, что именно.

35. Ноа

Было очень жарко. Я ничего не видела вокруг себя и чувствовала себя так, как будто меня душили. Мне потребовалась всего минута, чтобы понять, почему я чувствовала себя так, будто у меня поднялась температура под сорок градусов. Чьи-то руки обнимали меня, я была прижата к большому, теплому телу. Я была просто ошарашена, когда увидела перед собой глубоко спящего Николаса.

Как я сюда попала? И какого черта я делаю в его постели?

Мой взгляд быстро скользнул по всему телу, проверяя, одета ли я, но выяснилось, что на мне чужая футболка, которая была мне велика, почти как ночная рубашка.

У меня перехватило дыхание. Кто-то меня раздел.

Паника охватила меня. Дыхание участилось, и я привстала, опираясь на изголовье кровати. Николас открыл глаза, почувствовав мое шевеление, секунду приходил в себя, а затем тоже привстал и заботливо посмотрел на меня.

– Ты в порядке? – спросил он, внимательно осматривая мое лицо.

– Что я здесь делаю? – спросила я с призрачной надеждой на то, что вчера не была настолько пьяна, чтобы не смочь переодеться в ванной.

– Дженна позвонила мне, чтобы я забрал тебя. Ты была без сознания, – рассказал он, как-то странно глядя на меня.

Его волосы были всклокочены, и он спал в той же одежде, в которой был одет и вчера.

– А что было потом? – спросила я, пытаясь сохранять спокойствие.

Он наблюдал за мной несколько минут, подбирая слова. Мое сердце застучало.

– Я снял с тебя запачканную рвотой одежду и уложил в постель, – сказал он, и мое самообладание покатилось к чертям.

Я вскочила и прошла через всю комнату. Я смотрела на него и не могла поверить в то, что он сделал.

– Как ты мог? – кричала я на него не в себе.

Николас не должен был видеть мой шрам, он не должен был его видеть! Это открывало дверь в прошлое, в которое я не могла и не хотела возвращаться.

Он встал и осторожно подошел ко мне.

– Почему ты так себя ведешь? – спросил он, расстроенный и разозленный.

Я же едва могла контролировать свое дыхание.

– Что бы там ни было, ты должна знать, что мне все равно, и я никому ничего не скажу. Ноа, пожалуйста, перестань так на меня смотреть, я переживаю за тебя.

– Нет! – зло заорала я. – Ты не можешь беспокоиться о чем-то, чего не знаешь и никогда не узнаешь!

Мне нужно было выбраться из этой комнаты, мне нужно было побыть одной, все шло не так, как я хотела, вернее, ничего не шло так, как я хотела. Мне захотелось заплакать.

Я смотрела на него. Ник, казалось, не знал, что делать, но в то же время был решительно настроен.

– Я больше не хочу повторять тебе, чтобы ты держался от меня подальше.

Его лицо изменилось, он рассердился и подошел ближе, взяв мое лицо в свои руки. Я стояла на месте, пытаясь контролировать свое дыхание и нервы, внутри меня все разрывалось на части.

– Я буду здесь ради тебя, и, когда ты будешь готова рассказать мне, что, черт возьми, с тобой случилось, ты увидишь, что совершила большую ошибку, не подпуская меня к себе.

Я оттолкнула его и обрадовалась, что он отступил.

– Ты ошибаешься, ты мне не нужен, – ответила я, собрав свои вещи с пола, и выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.

Мне хотелось плакать, плакать не останавливаясь, чтобы все мучения, которые я испытывала в тот момент, оставили меня. Николас видел мой шрам, теперь он знал, что что-то случилось, что-то, чего я не хотела выставлять на всеобщее обозрение, что-то, чего я стыдилась, что-то, что я глубоко похоронила.

Дрожащими руками я сняла одежду, которая была на мне, и встала под кипяток, давая телу согреться, потому что чувствовала холод, холод внутри и снаружи. Когда я вышла из ванной и увидела белый конверт на кровати, я почувствовала слабость. Больше ни одного письма, пожалуйста, не надо, ну хотя бы не сегодня.

Дрожащими руками я взяла конверт. Это уже было домогательством, я должна была рассказать кому-то об этом, мне нужно было поговорить с кем-то. Я вытащила листок бумаги из конверта и со страхом, сковавшим все мое тело, прочла:

Ты помнишь, что ты сделала со мной? Я не могу забыть тот момент, когда ты убила все, абсолютно все. Я ненавижу тебя и твою мать. Вы считаете себя важными персонами, потому что живете под крышей миллионера? Вы просто шлюхи, которые продаются за деньги, но это долго не продлится, я позабочусь об этом, и, когда я это сделаю, дни, когда ты ходила в хорошую школу в красивой форме, покажутся тебе сном.

А.П.А.

Это уже было из ряда вон, я должна была рассказать маме. Однако что-то внутри мешало мне это сделать. Мама накануне поссорилась с Уиллом, и я не хотела нервировать ее и признаваться, что уже нажила себе врагов в этом городе. Нет, я не могла рассказать ей о Ронни, не втянув Николаса в неприятности. То, что случилось на гонках, было незаконно, и если мы пойдем в полицию, мне придется рассказать им все, что произошло. Николасу было двадцать два года, он мог попасть в тюрьму, а если Ронни окажется виновен, и его арестуют, то он без колебаний вывалит все, что знает о Николасе и его друзьях.

Если я не буду осторожна, все может закончиться очень плохо.

Я боялась выходить из дома одна, я чувствовала себя подавленной и загнанной в угол. Мне хотелось забыться, как вчера ночью. Напиться до потери сознания уже само по себе было ужасно, а теперь, когда я проснулась, у меня еще было жуткое похмелье, которое просто добивало меня, но это стоило того, что я сделала. Стоило, потому что я была настолько переполнена проблемами и собственными внутренними страстями и страхами, что казалось, уже ничего не имеет смысла. Все вокруг меня угрожало уничтожить меня, и я просто искала самый легкий выход из этой ситуации.