Книга Хлопок одной ладонью. Том 2. Битва при Рагнаради - Василий Звягинцев

Чтобы приободрить товарищей, Уваров сообщил, что, на глазок оценивая, человек двадцать он положил. Чего и остальным желает.

— Постараемся, капитан. Лишь бы они с перепугу манатки не собрали и домой не рванули, — ответил Рощин, по сравнению с ночью выглядевший значительно веселее. Прошло, кажется, наваждение.

— Будем надеяться. Дуй на левый фланг, там местность пересеченная, мне отсюда плохо видно. А я за правым и центром присмотрю…

Он еще успел связаться по радио с Миллером, доложил обстановку. Стрельбу в Берендеевке слышали и тоже подняли гарнизон в ружье.

— Я бы посоветовал, если есть возможность, направить взвод казаков к перекрестку с тыла. Шум поднять, машины пожечь. Языка, если удастся, захватить…

— Посмотрим, — ответил комендант, и снова, даже через треск эфира, Уварову послышался холодок в голосе коменданта. «Ну, господа, как хотите. Я свое дело сделал».

Атакующие явно имели привычку к действиям в лесу, потому что сумели бесшумно подойти метров на триста к линии обороны. А потом слегка расслабились, не встречая ответного огня и даже признаков человеческого присутствия.

Строго говоря, единственное, что они обнаружили — россыпь автоматных гильз и одинокую цепочку следов Уварова. Решили, наверное, что наткнулись на простого сапера, не успевшего вовремя уйти, вот и стрельнувшего из засады.

Правда, уж очень удачно, шайтан его задери!

По следам передовой дозор и двинулся, выставив вперед стволы, но уже переговариваясь в голос и хрустя сучьями. В бинокль Уваров отчетливо различал лица, даже радужки глаз. И снова подивился, откуда эта напасть. Зверские, можно сказать, рожи, бородатые и жестокие, и в то же время нельзя не признать, по-своему мужественно-красивые. Вроде романтизированных пиратов из цикла фильмов о капитане Бладе.

Враги показались ему похожими на курдов. Те тоже отличались правильными чертами лиц и стбтью, не зря же на протяжении веков отбирали себе в жены и наложницы самых красивых женщин окрестных племен и рас.

— Ну, сейчас мы вам практическую евгенику малость подпортим, — вслух сказал капитан, прижимаясь бровью к резиновому наглазнику прицела единственного в отряде станкача[127]. Четырехкратная оптика создавала изумительный «эффект присутствия».

Группа из десяти или двенадцати боевиков (навскидку, не загибая пальцев, Уваров умел одним взглядом определять число предметов не более девяти) вышла к отметке, которую Валерий определил для них как последнюю. Пересечение пешеходной тропы, протоптанной кабанами для собственных нужд. Пятачок радиусом около двадцати метров, чистый даже от кустов, ровненько припорошенный белейшим, первым в этом году настоящим снегом.

На него боевики и стянулись, чисто инстинктивно. Соседи, мол, по ровному идут, а я должен кусты проламывать? Главное же, как сказано, встречи с противником почти никто уже не ждал. Было бы кому — давно уже палили бы из всех стволов. А раз нет — значит, нет!

Это был его коронный прием, требующий выдержки и самообладания не только у себя, но и у подчиненных — открывать огонь практически в упор. Тогда и результат, и шоковое воздействие на противника.

Выставил перекрестие прицела на пряжку ремня правофлангового, еще раз убедился, что винт вертикальной наводки поджат как следует, выдохнул матерное слово и двумя большими пальцами вдавил ребристую гашетку. Пулемет охотно затрясся. Желтые гильзы с шипением посыпались в снег.

Уваров причесал полянку тремя длинными очередями (на пределе сохранности ствола). Положил всех. До единого.

Был у них в Термезе фельдфебель Бейсултанов, начальник отдельной пулеметной команды, старый вояка в стиле героев еще скобелевских походов, он и учил понравившегося ему подпоручика:

— Пушки, минометы, авиация — все херня! Пулемет — вот вещь! Особенно в наших делах. Вот — «максимка». Сто пятнадцать лет исполнилось. Вес три пуда — ерунда. (Это на треноге. На станке Соколова — ровно четыре.)

Я один, хоть мне сорок шесть скоро, куда хочешь донесу. Где хочешь, спрячу. Надо — на два километра одиночным в пуговицу попаду. Надо — подпущу на сто шагов и одной очередью, не прерываясь, роту выкошу. На стене расписаться могу. Ящика три патронов, два ведра воды, запасной ствол — ничего больше не нужно.

— Расчет не нужен, Фетхулла Гатфиатулович? — не для спора, а так, разговор поддержать, спросил молодой Уваров.

— Почему? Нужен расчет. Лучше всего, как в старой армии — восемь человек, две лошади. Хорошо было, умно. Сейчас четыре, автомобиль, конечно. Но восемь все равно лучше.

И показал Валерию «Наставление по стрельбе из пулемета», выпущенное в 1911 году, в черной клеенчатой обложке, не слишком и потертой. На титульном листе сохранилась сделанная великолепным почерком со многими завитушками надпись первого владельца, безвестно канувшего во тьме времен (а скорее — в мясорубке Мировой войны) штабс-капитана Иващенко, упокой, Господи, его душу.

Привыкший ухватывать все полезное для службы, Уваров весьма превзошел пулеметную науку. В пуговицу на две версты не попадал, нечего хвастаться, а на восемьсот зачетных метров ни одной пули мимо поясной, внезапно поднимающейся мишени, не пропускал.

А уж на семьдесят метров! Двенадцать трупов вразброс, ни одного раненого. Тут главное, когда стреляешь, твердость рук. И спокойствие. Ручки не дергай, веди строчку, как на швейной машинке. И все получится.

Второй урок пошел атакующим впрок. Чего же вы хотите? Два огневых контакта, взвода как не бывало, а кто стреляет — и увидеть не успели!

Напрасно Уваров грешил на Миллера, что тот имеет к нему претензию. Войсковой старшина просто слишком был озабочен возложенной на него ответственностью. Идея послать казаков в рейд по тылам противника, пусть и короткий, показалась ему здравой, но не в данной ситуации. Он не слишком был уверен в боевой устойчивости отряда «печенегов». Лично в деле с ними не сталкивался, а к полужандармам-полудиверсантам относился сложно. Исходя из личного жизненного опыта.

Да слишком долго ему размышлять и не пришлось. Примерно через полчаса после сообщения Уварова с восточной стороны горизонта появились несколько вертолетов с эмблемами российской армии. Шли бы они с запада, можно было бы принять за своих, да и то…

Чекменев лично сидел на связи с Кремлем и Петроградом, отслеживал движение морской бригады.

Тарханов ему сообщил, что силами двух кремлевских полков и собранных клочьями из разных мест подразделений твердо контролирует пешими патрулями и бронетехникой все радиусы внутри Садового кольца.

— Считаю, на данный момент это предел моих возможностей. Гражданское население предупреждено о необходимости оставаться в квартирах, прочие элементы — о том, что огонь открывается на поражение при малейших признаках неповиновения. Сейчас отдал приказ начальнику штаба МВО поднять по тревоге четыре военных училища и ускоренным маршем двигаться в Кремль.